Однажды в полночь - Джулия Энн Лонг

О черт!

Джонатан стрелой бросился за ней. Ей было трудно передвигаться с узлом на руках, но страх в чрезвычайных обстоятельствах увеличивает силы.

Увидев их, бегущих, кучер, не говоря ни слова, распахнул дверцу. Томми переложила свою ношу под мышку, а Джонатан подтолкнул ее плечом под зад, помогая забраться внутрь. Потом отпустил курок пистолета и сказал кучеру, заскакивая в карету:

– Вези нас туда, где забрал. Шиллинг сверху, если будешь гнать, как дьявол.

Карета рванула с места, пассажиров швырнуло на сиденья. Через минуту все уже пришли в себя.

Сидя напротив Джонатана, Томми откинулась на спинку и вздохнула с облегчением. Она осторожно устроила узел рядом с собой и, словно успокаивая, легонько похлопала его.

Джонатан выпучил глаза.

– Это же ребенок!

Никто и никогда еще не говорил с таким ужасом, как в этот момент Джонатан.

На Томми это не произвело никакого впечатления.

– Ох, ради бога! Ты говоришь так, как другой сказал бы: «Это же оспа!»

Вероятно, только после этого маленькая девчушка – а это оказалась именно девочка – заметила Джонатана.

И завизжала.

Потом еще и еще.

Она визжала и визжала.

Это был редкостный визг – вытягивавший все жилы, разрывавший барабанные перепонки, замораживавший кровь. Джонатан вжался в сиденье, готовый обмочиться. До него вдруг дошло, что он вцепился в стенки кареты, словно это могло помочь ему каким-то образом избавиться от этого визга.

Томми тоже была в панике. Она скинула с себя накидку, и у Джонатана возникла иррациональная надежда на то, что ей все-таки удастся утихомирить орущее создание.

Вместо этого Томми накинула ее девчонке на плечи и, пытаясь успокоить, засюсюкала с ней, ведя односторонний разговор:

– Ну что ты. Ну что ты, Салли. Все хорошо. Пожалуйста, помолчи. Тихо, тихо, пожалуйста.

«Все, хватит!»

– А ну заткнись! – во всю мочь проревел Джонатан.

Салли немедленно замолчала и с поразительным самообладанием уставилась на него широко открытыми глазами. На нее явно произвела впечатление сила его легких.

О, счастье! О, блаженство тишины! Как он мог не замечать этой благодати раньше? Джонатан тут же поклялся себе никогда не относиться к тишине, как к чему-то данному просто так.

– Твою ж… О черт! – только и произнес он.

Томми явно потеряла дар речи.

Джонатан ощутил себя так, словно еще немного, и ему потребуется флакон с нюхательной солью.

Истошный визг до сих пор звучал у него в ушах. Он сунул мизинец в ухо и покрутил там, как будто можно было вернуть слуху его первоначальную невинность. И пожалел, что не принадлежит к тем великосветским хлыщам, которые всегда носят при себе фляжку с виски.

Томми снова заговорила с девчонкой. Голос у нее все еще дрожал.

– Салли, это… э… мистер Френд[5]. Он хороший человек, и я доверяю ему. Он здесь, потому что хочет помочь тебе. И никогда не сделает тебе ничего плохого. Не надо кричать.

– Мистер Френд готов прямо сейчас сделать кое-что плохое вам, – сквозь стиснутые зубы процедил Джонатан, со злостью глядя на Томми.

Та проигнорировала его.

Салли теперь невозмутимо разглядывала его широко открытыми глазами. Такие глаза бывают у щенков и оленят. Большие, блестящие, влажные и невинные. «Дьявол переодетый», – мрачно решил Джонатан.

– Повариха сказала, что у меня будет урчать в животе, если я буду разговаривать с незнакомыми мужчинами. И что нужно кричать, если я кого-нибудь вдруг увижу.

Джонатан возмутился.

– Какое еще урчание в живо… О!

Томми пнула его ногой в голень.

Джонатан свирепо воззрился на нее.

Брови у нее взлетели чуть не до линии волос.

Джонатан сделал глубокий вдох – символическую попытку вобрать в себя остатки терпения из атмосферы того, что явно превратилось в сумасшедший дом на колесах. Потом выдохнул, чтобы успокоиться.

Ему некого было винить, кроме самого себя. Он обладал шестым чувством для определения подобных дел – тех, в которых не желал принимать никакого участия, тех, что полны нервных переживаний и сложностей, которые приносили с собой женщины, подобные Томми. Малым утешением служило понимание того, что он был прав. Ох, как прав!

– Повариха сказала правду. Нельзя разговаривать с незнакомыми мужчинами, Салли. К счастью, я переболел урчанием живота в детстве, давным-давно, и вылечился прекрасным образом. Так что от меня ты не заразишься.

Томми раскашлялась, чтобы скрыть смех.

– О! – Салли такой поворот дел явно устроил.

Сидя напротив девочки, Джонатан разглядывал ее из-под нависших бровей. Она была мала, очень бледна, белый чепчик сидел на ней косо. Из-под него выглядывали темные кудряшки. Явно маленькая служанка. Помощница в буфетной, скорее всего. И не старше семи лет. А может, и того меньше, учитывая ее рост.

Она смотрела на него теперь смущенно и с любопытством. И вдруг улыбнулась. Джонатан чуть не закатил глаза. Это был легкий флирт, такой же непостоянный, как и у той, к кому девочка сейчас прижималась. Джонатан отказался быть очарованным.

И тут под чепчиком он увидел белую повязку у нее на лбу. И темное пятно на повязке, довольно большое.

Джонатан понял, что это кровь.

– Что случилось с твоей головой, Салли?

– Хозяин Уильям стукнул меня палкой, – тихо сказала она по-детски шепеляво. – Когда я упала, то ударилась макушкой.

– Хозяин Уилли?…

Хозяин Уильям – это лорд Фекиз-младший. Ровесник Джонатана. И он раза в три, по меньшей мере, крупнее Салли.

Неужели это правда?

Томми, не отрываясь, смотрела на Джонатана. Казалось, она затаила дыхание.

– За что? – наконец спросил он девочку. Вопрос дался ему с трудом.

Ведь Джонатан заранее знал ответ: «Потому что он смог». Взрослый мужчина, который смог ударить ребенка-девочку и с такой силой, что сбил ее с ног. Он просто…

– Т-ш-ш, Салли, любимая. Ты – хорошая девочка, – решительно вмешалась Томми. – Теперь все в порядке. Больше не будем говорить об этом.

Теперь все в порядке?

В каком еще порядке?

Джонатан бросил на Томми взгляд, полный такого жгучего недоверия, что их кучер на козлах должен был через стенку кареты почувствовать этот жар своим задом и быть благодарным за то, что согрелся.

Но Томми избегала встретиться с ним глазами. Она сразу же то ли забыла, то ли сделала вид, что забыла, о его существовании. Салли прижалась к ней, уютно устроившись у нее на коленях, и, несмотря на кошмарные обстоятельства, задремала. Томми тихо запела ей колыбельную.