Убить зло - Рекс Стаут

Однако если быть точным, то тобой руководил вовсе не страх, а скорее эта проклятая врожденная склонность к бегству от решительных поступков. В самом деле, с чего было бояться Люси, наслаждений, которые она обещала и могла тебе подарить в будущем. В действительности ты сомневался, объяснялось ли твое поведение с ней надеждой, которая вновь замаячила перед тобой с возвращением Эрмы, ставшей с тобой по-прежнему сердечной и внимательной.

Видимо, так оно и было. Ты не возмутился при этой мысли, а, напротив, с облегчением смирился. В доводах холодных, практичных расчетов не было никакой слабости, ничего такого, чего мог бы стыдиться человек.

Во всей ужасной истории с Люси с твоей стороны не было и признака поведения человека, сделавшего выбор, пусть продиктованный лишь тенью надежды. Это было лишь трусливое уклонение от поступка.

Ты был почти уверен, что собираешься жениться на Люси, в тот день, когда откинулся на спинку сиденья в пульмановском вагоне с нераскрытым журналом на коленях, тогда как поезд мчался мимо просторных полей к Дейтону, где она должна была тебя встретить. Она уехала из Кливленда двенадцать дней назад, и все это время тебе было одиноко и сиротливо. Ты размышлял, каким может получиться ваш брак, но с раздражением видел, что эти размышления ни к чему не приводят, ты никак не мог представить себя ее мужем. Впрочем, думать об этом без Люси было положительно невозможно.

Ты радовался, что у тебя хватило ума не поехать с Диком; провести с ними целый месяц на севере, зная, что все это время ты мог быть с Люси! Даже думать об этом было невыносимо.

Люси встретила тебя на вокзале в Дейтоне. Вы покатили на запад в ее маленьком автомобиле с откидным верхом; вам пришлось проехать пятнадцать миль при свете заходящего солнца. Ты и не знал, что она водит машину, и сейчас пришел к выводу, что она справляется с этим гораздо лучше тебя.

Размеры их фермы и множество крепких построек поражали. По одной стороне дороги в зарослях прекрасных старых деревьев показался дом; напротив, в удалении от дороги, располагалось больше дюжины сараев, амбаров и загонов для скота, все строения сверкали свежей белой и желтой краской. Ты не ожидал увидеть такого великолепного хозяйства. Ее отец, бывший издателем и редактором какой-то газеты, в среднем возрасте отказался от своей профессии, приобрел ферму и занялся разведением породистого скота.

Из всех знакомых тебе людей отца и мать Люси ты понимал меньше всего. Они явно были здоровыми и довольными жизнью людьми, но при этом казалось, что они не имеют к хозяйству абсолютно никакого отношения, даже к тем вопросам, которые касались их самым тесным образом. Безусловно, мистер Крофтс очень активно интересовался прекрасными животными, наполняющими его конюшни и сараи, и добился в их разведении большого успеха; но если ты заводил о них речь, он вел себя так, как будто они были существами иного мира и не имели к нему ни малейшего отношения. У него была огромная библиотека, и читал он очень много, но, если ты спрашивал его о какой-либо книге, он всегда отвечал, что читал ее давно и уже забыл содержание. Такой же была и миссис Крофтс, она говорила то же самое и таким же равнодушным голосом. Они были неразлучны: вместе трудились со своими работниками на поле, вместе скакали по полям и деревенским дорогам, вместе играли в теннис на прекрасно оборудованном корте за просторным фруктовым садом.

Поэтому в отношении родителей к Люси не было ничего странного, оно составляло часть их общей манеры поведения. От нее ничего не ждали, ею ни в коей мере не пренебрегали. Между ними не наблюдалось обычной родственной близости. Люси находилась дома на правах привилегированной пансионерки, приехавшей отдохнуть на лето. Ты с некоторым волнением и нервозностью ожидал смущающего приема, чрезмерно сердечных рукопожатий и оценивающей проверки со стороны отца, подчеркнутой дружелюбности со стороны матери.

Ничего подобного! Тебя любезно приветствовали, а дальше целиком предоставили заботам Люси, и больше никто тобой не интересовался. Было такое ощущение, что, если бы Люси решила объявить им, что ждет ребенка, они сказали бы: «Понятно. И что ты собираешься делать? Мы можем как-то помочь?»

Между вами не было ничего, что могло поставить Люси в это тривиально затруднительное положение. Вы по многу часов катались верхом, — ты на ее маленькой кобыле Беби, Люси на одном из самых бешеных и непредсказуемых жеребцов из главных конюшен; играли в теннис, читали, собирали ягоды, два-три раза ходили ловить рыбу. Иногда вас сопровождал ее младший, брат, молчаливый стройный паренек лет тринадцати, но обычно вы с Люси были предоставлены самим себе. Ты однажды попытался выдоить огромную коричневую корову, хвост которой придерживала Люси, чтобы она не хлестнула тебя по глазам. Невероятно раздутое вымя выглядело так, как будто в нем было не меньше десяти галлонов молока, но ты не смог выжать из него ни капли.

— Так она тебе не даст молока, ты ее щиплешь, — сказала Люси. — Давай покажу еще раз.

В ведро ударили тугие струи жирного молока, образуя пышную пену.

Поездка на рыбную ловлю оба раза оказалась неудачной. В первый раз вы отправились на озеро, скорее даже пруд, находящийся в двадцати милях от усадьбы, где, по слухам, в изобилии водились окуни, но к ночи вернулись с пустыми руками, грязные, промокшие и донельзя уставшие. Во второй раз, уже не такие уверенные в себе, пустились пешком по полям, перевалили через поросший леском холм и спустились к небольшому ручью, который прихотливой змейкой вился по равнине и исчезал в каменистой местности среди кустарника. Вы пробирались вдоль его течения на сотни ярдов, пытаясь ловить во всех омутах, и добыли всего два-три маленьких подкаменщика.

— Ничего не понимаю, — сказала Люси. — Прошлым летом мы ловили здесь лунную рыбу длиной с локоть.

Ты сидел рядом с ней на берегу, лениво кидая гальку в заводь. На этой стороне ручья к самой воде спускалась зеленая лужайка; противоположный берег был каменистым, там лишь местами поднимались одинокие деревья.

Было тихо, жарко и дремотно; слышалось только приглушенное журчание ручья, прокладывающего себе путь по усеянному обломками скал ложу, да где-то вдалеке бранились вороны.

— Значит, твоему отцу принадлежат все эти земли? У него много земли, — заметил ты.

Она кивнула и, помолчав, сказала:

— Прошлым летом я читала книгу, в которой говорится, что никто не имеет права владеть землей.

Откинувшись на мягкую траву, ты посмотрел на нее:

— И ты этому веришь?

— Не знаю, — серьезно нахмурилась она. — Вообще-то я не верю ничему, что должны делать люди. Не понимаю, какое право кто-либо имеет указывать нам, как мы должны поступать?

— Но я имею право сказать тебе, чтобы ты не дергала меня за волосы? — осведомился ты.

— Не имеешь. У тебя есть только право взамен дернуть меня — если сумеешь.

Она быстро протянула руку и, схватив полную горсть твоих густых волос, резко дернула их. Ты взвыл, схватил ее за руку, вскочил на ноги и обхватил Люси. Сцепившись, вы кубарем покатились по лужайке и едва не свалились в ручей. Она почти не уступала тебе в силе. Ты победил, оседлал ее и, крепко прижимая к воде, свободной рукой брызгал прямо ей в лицо, требуя, чтобы Люси сдалась.