Скала Прощания - Тэд Уильямс

Иногда по вечерам Страве присоединялся к ее прогулкам по саду. Его приносил на руках угрюмый Ленти, он сажал графа на стул с высокой спинкой, покрывал его усохшие ноги узорным ярким пледом. Чувствуя себя несчастной в неволе, Мириамель сознательно сдержанно реагировала на его попытки развлечь ее забавными морскими историями или портовыми слухами. Тем не менее она обнаружила, что ей не удается вызвать в себе истинную ненависть к старику.

По мере того, как она убеждалась в бесполезности попыток бежать, а время смягчало горечь заточения, она начала находить неожиданное успокоение, когда сидела в саду по вечерам. Обычно в конце дня, когда небо над головой становилось из голубого синим, а затем черным и свечи догорали в канделябрах, Мириамель чинила порванную за время путешествия одежду. Когда ночные птицы робко пробовали свои голоса в начале ночи, она пила вечерний чай и делала вид, что не слушает рассказов старого графа. Когда солнце скрывалось, она куталась в плащ для верховой езды. Этот ювен был необычно холодным, и даже в защищенном саду ночи были прохладными.

Когда Мириамель провела пленницей замка Страве неделю, он пришел к ней с печальной вестью о гибели ее дяди герцога Леобардиса в битве под стенами Наглимунда. Старший сын герцога Бенигарис, двоюродный брат, которого она всегда недолюбливала, вернулся в Санкеллан Магистревис, чтобы занять трон в Наббане. Не без помощи, как предполагала Мириамель, своей матери Нессаланты, еще одной родственницы, которую никогда не жаловала Мириамель. Известие расстроило ее: Леобардис был добрым человеком. К тому же это означало, что Наббан покинул поле боя, оставив Джошуа без союзников.

Через три дня, в первый вечер месяца тьягара, Страве, наливая ей чай своей дрожащей рукой, сообщил, что Наглимунд пал. По слухам, там была кровавая бойня и мало кто уцелел.

Когда она зарыдала, он неловко обнял ее дрожащими руками.

Свет угасал. Пятна неба, просвечивавшие сквозь кружево листвы, неприятно лиловели подобно синякам на человеческой коже.

Деорнот споткнулся о незамеченный им корень и вместе с Сангфуголом и Изорном рухнул на землю. Изорн отпустил, падая, руку арфиста. Сангфугол прокатился по земле и застонал. Повязка на щиколотке, сделанная из полосок женского белья, снова покраснела от крови.

— Ой, бедняга, — сказала Воршева; прихрамывая, подошла к нему, присела, расправив потрепанную юбку, и взяла Сангфугола за руку. Глаза арфиста, в которых читалась невыносимая боль, были устремлены на ветви над головой.

— Мой лорд, мы должны остановиться, — сказал Деорнот. — Становится слишком темно.

Джошуа медленно повернулся. Его легкие волосы были растрепаны, лицо выглядело рассеянным.

— Мы должны идти до полной темноты. Надо дорожить каждой светлой минутой.

Деорнот проглотил ком в горле. Ему стоило болезненных усилий возражать своему господину.

— Мы должны обеспечить безопасный ночлег, мой принц. Это будет трудно сделать в темноте. А для раненых продолжение пути представляет дополнительный риск.

Джошуа рассеянно посмотрел на Сангфугола. Деорноту не нравилась перемена, которую он наблюдал в принце. Джошуа всегда был тих, и многие считали его странным, но тем не менее он всегда был несомненным лидером, даже в последние недели осады и падения Наглимунда. Теперь, казалось, он ко всему утратил интерес, как в малом, так и в большом.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Если ты так считаешь, Деорнот.

— Прошу прощения, но не могли бы мы продвинуться немного дальше по этому… этому ущелью? — спросил отец Стренгьярд. — Это всего несколько шагов, но там кажется безопаснее для лагеря, чем здесь, на дне. — Он вопросительно посмотрел на Джошуа, но принц не сказал ничего внятного. Тогда архивариус повернулся к Деорноту: — Как вы считаете?

Деорнот осмотрел отряд: оборванные люди с испуганными глазами на грязных лицах.

— Это хорошая мысль, ваше преподобие, — сказал он. — Мы так и сделаем.

Они разложили маленький костер в яме, обложенной камнями, больше для света, чем для иных целей. Очень хотелось тепла, тем более, что с наступлением ночи воздух стал пронзительно холодным, но они не могли рисковать, выдавая свое местоположение, да и есть было нечего. Они шли слишком быстро, чтобы можно было поохотиться.

Отец Стренгьярд и герцогиня Гутрун вместе занялись раной Сангфугола. Черно-белая стрела, сбившая его с ног вчера, задела кость. Несмотря на тщательность, с которой стрелу доставали, часть наконечника, видимо, застряла в ране. Сангфугол пожаловался, что нога почти онемела, потом заснул тревожным сном. Воршева стояла рядом, с жалостью глядя на него. Она намеренно избегала Джошуа, но его, казалось, это не волновало.

Деорнот молча проклинал свой легкий плащ. Если бы я мог предвидеть, что мы будем шататься по лесам, я бы взял свой плащ на меховой подкладке. Он мрачно улыбнулся своим мыслям и вдруг рассмеялся вслух, коротко, как будто пролаял, чем привлек внимание Айнскалдира, присевшего радом.

— Что смешного? — спросил риммер, нахмурившись. Он точил свой топорик о камень. Приподняв его, он опробовал лезвие на своем заскорузлом пальце, затем снова стал точить.

— Да в сущности ничего. Я просто подумал, как мы были глупы, как неподготовлены.

— Чего уж теперь плакать, — проворчал Айнскалдир, не отрывая глаз от лезвия, которое он рассматривал в свете огня. — Сражайся и живи, сражайся и умирай — всех нас ждет Господь.

— Не в этом дело, — Деорнот на минуту замолчал, раздумывая. То, что зародилось в нем, как праздная мысль, стало чем-то большим. Вдруг он испугался, что потеряет нить. — Нас толкали и тянули, — медленно сказал он, — гнали и тащили. Нас преследовали три дня с того момента, как мы покинули Наглимунд, не давая ни минуты опомниться от страха.

— Чего бояться? — ворчливо сказал Айнскалдир, дергая свою темную бороду. — Если нас поймают, то убьют, а есть вещи похуже смерти.

— В этом-то как раз и дело! — сказал Деорнот. Сердце его громко билось. — В этом-то вся суть! — он наклонился вперед, поняв, что почти кричит. Айнскалдир перестал точить топор и уставился на него. — Вот это-то меня и мучает, — сказал Деорнот уже тише. — Почему они нас не убили?

Айнскалдир посмотрел на него и проворчал:

— Они же пытались.

— Нет. — Деорнот вдруг обрел уверенность. — Землекопы… или как вы их называете, буккены, пытались. А норны нет.

— Ты с ума сошел, эркинландер, — сказал Айнскалдир с отвращением. Деорнот удержался от резкого ответа и прополз вокруг кострища к Джошуа.

— Мой принц, мне нужно с вами поговорить.

Джошуа не ответил, опять погруженный в свои далекие мысли. Он сидел, глядя на Таузера. Старый шут спал, прислонившись к дереву, а лысая голова его болталась на груди. Деорнот не уловил ничего интересного в этом зрелище и вторгся в пространство между принцем и предметом его внимания. Лица Джошуа практически не было видно, но язычок пламени, вырвавшийся из костра, позволил Деорноту уловить бровь, приподнятую в удивлении.