Они под запретом - Алайна Салах

— Я надеялась, что он поймет… Что простит мне мою ошибку, потому что тогда я сама себя обманывала. Не заметила, как влюбилась в него. И у него были ко мне чувства… В тот день он сказал, что со мной попробовал жить сердцем и у него не получилось.

Луиза ставит пустую чашку на стол, и долго льет в нее чай. Когда она наконец выпрямляется, я задерживаю дыхание. По ее щекам текут слезы.

— А от меня теперь что требуется?

Сглотнув, я мотаю головой.

— Ничего. Совсем ничего. Когда мне плохо, я всегда думаю о тебе, потому что привыкла считать тебя семьей… Прости меня… Если бы это было в моих силах, я бы никогда не посмотрела на Данила. Но чувствам не прикажешь, и я отчаянно с ними боролась… А ты будто назло просила его меня подвозить… Это было мучительно.

— Да, это моя ошибка, — глубоко вздохнув, Луиза вытирает слезы и смотрит на меня. Теперь в ее тоне сквозит вызов. — Надо было быть умнее и не пытаться заботится о тебе в ущерб собственным интересам. Но тогда я считала это своей обязанностью, потому что у тебя никого не было.

— Прости, пожалуйста… Тогда я оказалась между двух огней и так сильно запуталась… Я ведь не виновата, что когда-то мое сердце тоже выбрало Данила… Ты так все преподносила, будто для тебя он просто развлечение…

Сестра резко щурит глаза, совсем так как то делает Арсений.

— А я когда-то давала понять, что воспринимаю наши с ним отношения несерьезно?

— Нет… Я скорее про то, как вы стали встречаться.

— А это разве имеет какое-то значение?

Я мотаю головой, глядя себе на колени. Для чего я вообще завела об этом речь? Конечно, не имеет.

— А теперь представь, что мужчина, которого ты любишь, уходит к той, кого ты считала сестрой и подругой.

— Он не ушел. Дело было совершенно не во мне.

— А какое это имеет значение для меня в конечном итоге? — голос Луизы начинает дрожать, с головой выдавая ее переживания. — Есть боль и факт того, что ее причиной стали два близких мне человека.

— Я никогда…

— Ты ведь целовалась с Данилом? — продолжает атаку сестра. — Или ты думаешь, что я должна понять твое желание проверить, были ли у тебя к нему чувства? Кто-то наверное и сможет такое понять, но точно не я. Поэтому Арса я не могу ни в чем обвинять. Жить сердцем действительно больно.

Я снова плачу. Все, что говорит Луиза мне очень понятно. Безумно больно, когда он выбрал не тебя, невыносимо больно, что он целуется с другой. Мучительно думать, что ты все могло быть иначе.

— Да, я знаю, — две слезинки капают мне на ладонь и я машинально сжимаю ее в кулак, словно это поможет мне собраться. — Поэтому и приехала к тебе. Потому что одна не справляюсь.

— Арс не будет изменять Инессе, — неожиданно произносит Луиза. — О любви с его стороны речи, скорее всего, действительно не идет, но видно, что он старается. Ведет себя с ней совсем по-другому. Мой брат умеет быть ответственным.

Я поднимаю на нее глаза.

— Я не знаю, что мне делать. А если это у меня на всю жизнь?

— Все проходит когда-то. По-крайней мере, я на это надеюсь.

— А если я не хочу, чтобы проходило? Потому что когда я смотрю на него... Это чувство ни с чем не сравнить, и я не готова с ним расставаться. Как я могу, зная, что ко мне у него были настоящие чувства, а к ней — голый расчет?

— Я наблюдала их на отдыхе. Они отлично друг с другом ладят. Не думаю, что Арс наступает себе на горло, находясь рядом с ней. Инесса красивая, умная и веселая. И она-то его точно любит.

— Он не верит, что я его люблю, — с жаром выпаливаю я. — Если бы поверил, все было иначе.

Луиза воинственно вздергивает подбородок, но ее глаза в противовес этому стремительно краснеют.

— Одной любви не всегда бывает достаточно, даже если ты очень сильно стараешься.

Сейчас сестра выглядит такой трогательной и беззащитной, что вихрь поднявшихся эмоций вышибает из меня остатки осторожности. Позабыв обо всем, я бросаюсь ей на шею. Сестра не шевелится, кажется, даже не дышит. Напряжена как натянутая струна. Я обнимаю ее хрупкие плечи и судорожно втягиваю запах туалетной воды.

— Прости меня, пожалуйста. Мне без тебя так плохо… Вы ведь все — моя единственная семья… Ты мне гораздо больше, чем подруга… Я так хочу все вернуть, но понятия не имею, как… Что сделать и что сказать… Мне так страшно, что я вас потеряла. Самое дорогое… Вы мое самое дорогое…

Я чувствую, как Луиза всхлипывает. Делает это почти беззвучно, но дрожь в ее теле невозможно игнорировать. Ее ладонь задевает мой позвоночник, и это становится сигналом к тому, чтобы разрыдаться. Потому что в этот момент я точно знаю, что между нами не все потеряно, и мы только что сделали шаг навстречу друг другу.

— Может все-таки поярче глаза выделить? — Радмила угрожающе заносит кисточку над моим лицом. Даже неосторожный взмах ресниц будет расценен как призыв к действию.

— Нет, не нужно. С тонной теней и с таким декольте я буду выглядеть как отчаявшаяся проститутка.

Радмила тяжело вздыхает, выражая свой молчаливый протест,но покорно отступает назад. В подготовке ко дня рождению Луизы она выступает моим персональным стилистом и визажистом. По неясной причине я до последнего откладывала запись в салон, а когда наконец решилась, свободного времени не оказалось. К счастью, Радмила отлично справилась: уложенные плойками локоны красиво рассыпаны по плечам, а макияж полностью гармонирует с моим внутренним состоянием. Вот уже две недели оно… сдержанное.

Разговор с сестрой дал мне освобождение, и вместе с ним я обрела подобие спокойствия. То, что я в себе ощущаю, едва ли можно назвать легкостью, но и душевного надрыва больше нет. Это позволило мне сосредоточиться на текущих делах: например, записаться в студию живописи вместе с Катей, сдать анализы, ходить к стоматологу и самое главное — выбрать квартиру. Я думала, что ее поиски растянутся на несколько месяцев, но вышло иначе. Когда на очередной встрече с риэлтором я переступила порог просторной светлой двушки, то сразу поняла: это мое. Большие окна с видом на кофейню, в которые с наступлением весны прольется много солнечного света, просторный зал, по модному объединенный с кухней, и кремово-бежевые стены, излучающие уют, — во всем этом я смогла представить свою будущую жизнь.

— А Арс в курсе, что ты выбрала себе квартиру? — осторожно уточняет Радмила. Она знает обо всем, что случилось со мной за последние месяцы.

—Нет, наверное. Если только Петр ему сказал.

Две недели я не ездила в Одинцово. Не хотела и не могла. Я едва обрела почву под ногами и стало страшно ее потерять при встрече с ним. Хотелось себя беречь. А еще хотелось дать себе и Луизе время, чтобы пережить наши откровения. Мой второй страх — столкнуться с ее отстраненной вежливостью и обнаружить, что наш разговор так и не смог ничего починить.