Луна в тумане - Уэда Акинари

Монахи решили, что настоятель обратился в дьявола, и в ужасе бежали из храма. С тех пор настоятель то и дело спускается по ночам в деревню и пугает жителей до полусмерти либо разрывает могилы и пожирает свежие трупы. Воистину, давно я слыхал о дьяволах в сказках, а теперь вот пришлось увидеть дьявола во плоти. И мы ничего не можем с ним поделать. Только каждый вечер после захода солнца запираемся в домах и никуда не выходим. Теперь об этом известно по всей провинции, и никто не заглядывает к нам в деревню. Вот как случилось, что вы вызвали такое смятение».

Выслушав хозяина, Кайан сказал: «Странные дела случаются на свете. Вот рождается человек и так и кончает дни свои, не познав благости святого учения, погрязнув в тупости и упрямстве. Он уходит из этого мира, отягченный грехами любо- страстия и алчности, и либо вновь обретает свой прижизненный облик и предается разнузданной злобе, либо становится кровожадным демоном и преследует людей. Тому примеров не счесть с древних времен. Но были и случаи, когда человек обращался в дьявола еще при жизни. Так придворная чусского князя обратилась в змею, мать Ван Ханя обратилась в якшу[69], а жена У Шэна — в двуглавого дракона.

В старину некий монах заночевал в доме, о котором ходили дурные слухи. Ночью подул ветер, разразился сильный дождь. Монаху не дали светильника, и он лежал без сна в темноте. На душе у него было тяжело. В полночь он вдруг услышал блеяние, а немного спустя обнаружил, что кто-то его настойчиво обнюхивает. Заподозрив неладное, монах нащупал посох, лежавший у него в изголовье, и изо всех сил ударил. Послышался громкий крик, кто-то упал.

На крик прибежала старуха-хозяйка со светильником, и тут монах увидел рядом с собой распростертую на полу молодую женщину. Старуха с плачем стала умолять спасти эту женщину, но монах убежал из дома без оглядки. Прошло время, и ему снова пришлось проходить мимо этой деревни. В поле он увидел большую толпу людей, которые что-то разглядывали. Монах приблизился и спросил: „Что здесь случилось?" И ему ответили: „Поймали женщину-оборотня, зарываем ее в землю". Однако все это случалось с женщинами, и мне никогда еще не приходилось слышать, чтобы в дьявола заживо превращался мужчина. Все женщины злонравны от природы и потому обращаются в безобразных чудовищ. Правда, был у суйского императора Яна вассал, некто Ма Шу, который тайком похищал маленьких детей и лакомился их мясом, но это было с ним от дикой гнусности натуры и к тому, о чем вы мне изволили рассказать, отношения не имеет.

Видно, много нагрешил этот монах в прежней жизни, раз он обратился в дьявола. И то обстоятельство, что раньше он неизменно шел по пути добродетели, объясняется, наверное, его усердием в служении Будде. И если бы не приблизил он к себе этого мальчика-прислужника, то остался бы до конца праведным монахом. Но он предпочел стезю любострастия, горение в огне нечистых желаний и потому обратился в дьявола. Все это, должно быть, из-за прямого и твердого нрава. Сказано: „Дашь волю сердцу — станешь демоном, а смиришь сердце — приблизишься к Будде", и случай с настоятелем подтверждает эти слова. В благодарность за вашу доброту, хозяин, я хотел бы попытаться вернуть этому монаху-дьяволу человеческий образ, вновь наставить его сердце на истинный путь». И душа Кайана исполнилась жажды подвига.

Хозяин поклонился, касаясь лбом циновки, и сказал со слезами радости: «Если вы это сделаете, мой господин, вся наша провинция обретет райский покой и умиротворение».

В деревне и в горах царила тишина, не было слышно ни храмовых труб, ни звона колоколов. Взошел ущербный месяц и озарил щели в ветхой двери. Хозяин заметил, что наступила глубокая ночь, пожелал гостю спокойно отдыхать и удалился в свою спальню.

…Храм на горе был безлюден, дорожка у ворот заросла густым бурьяном, полы внутри покрылись мохом. Статуи будд были оплетены паутиной, на алтаре высились кучи птичьего помета. Покои настоятеля и кельи монахов пребывали в страшном запустении. Когда солнце стало клониться к закату, Кайан вошел в храм и, стукнув посохом, крикнул: «Странствующий монах просит приюта всего на одну ночь!» Никто не отозвался. Он крикнул еще и еще раз, но ответа по-прежнему не было.

Наконец из спальни, еле волоча ноги, вышел тощий иссохший монах и проговорил хриплым голосом: «Как вы попали сюда? По некоторым причинам сей храм заброшен, люди в нем не живут, все пришло в запустение. Здесь не найдется ни зерна, чтобы приготовить трапезу, ни постели, чтобы отдохнуть с дороги. Ступайте отсюда в деревню». Кайан сказал: «Я иду из провинции Мино в Оу. Когда я шел внизу через деревню, чудесные виды этой горы и ее потоков увлекли меня, и я незаметно для себя самого оказался здесь. А сейчас уже заходит солнце, возвращаться в деревню далеко. Разрешите мне переночевать у вас».

Монах-хозяин ответил на это: «Скверные дела случаются с людьми в таких вот заброшенных, местах. Ну, как хотите. Я вас остаться не уговаривал, выгонять тоже не буду». Он замолчал и больше не сказал ни слова. Кайан не стал задавать вопросов и тоже молча уселся подле хозяина. Зашло солнце, надвинулись вечерние сумерки. Светильника не было, в темноте слышался только плеск горного ручья. Монах-хозяин ушел в спальню, и оттуда не доносилось ни звука.

Ночью взошла луна, жемчужный ее свет озарил все углы в храме. А когда наступила полночь, монах-хозяин вновь появился из спальни и принялся что-то нетерпеливо искать. Несколько раз он пробегал мимо Кайана, не замечая его, потом закричал громким голосом: «Да где же эта лысая образина? Ведь только что сидел здесь!» — и принялся искать снова. Он обегал весь храм, выскочил во двор и носился, пока не свалился в совершенном изнеможении.

Рассвело, утреннее солнце озарило землю, и монах очнулся словно после тяжелого опьянения. Увидев, что Кайан сидит на прежнем месте, он растерянно на него уставился, затем прислонился к столбу и так некоторое время сидел молча, тяжко вздыхая. Кайан, приблизившись к нему, сказал: «Что вас так печалит, настоятель? Если вы голодны, прошу вас, насытьтесь моим мясом». Монах-хозяин спросил: «Вы провели здесь всю ночь?» — «Всю ночь, — ответил Кайан. — И ни разу глаз не сомкнул». Тогда монах-хозяин сказал: «Я — гнусный пожиратель человечины, но вкус мяса служителей Будды мне еще неведом. А вы, конечно, сам Будда. Но за что скотина-людоед удостоился лицезреть живого Будду? За что мне такая милость?» Он замолк и опустил голову.

Кайан ответил: «В деревне мне рассказали, как ты сначала отдался грязной похоти, а затем превратился в нечистого пожирателя трупов. Твое злодеяние беспримерно, и не знаешь, глядя на тебя, следует ли тебя жалеть или ужасаться делам твоим. Ты лишил покоя всю округу, спускаясь по ночам в деревню и преследуя людей. Дальше так продолжаться не может. Я хочу вновь обратить тебя к святому учению, вернуть тебе прежнее сердце. Будешь ли ты внимать мне?» Монах-хозяин ответил: «Воистину ты сам Будда. Научи меня, как забыть мои гнусные преступления». — «Если так, — сказал Кайан, — следуй за мной». Он усадил монаха на плоскую плиту перед галереей храма, снял с себя и надел на его голову свой голубой колпак и прочел святое двустишье: