Девять снов Шахразады - Шахразада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маделайн прижала руку к сердцу, пальцы у нее дрожали. Девушке показалось, что вся ее жизнь была лишь прелюдией к этому мигу. Судьба исподволь вела ее к замку на берегу моря, в мрачных стенах которого томился прекрасный принц, ожидавший избавления от проклятия одиночества. И она, Маделайн, была призвана спасти его от мук.
После долгих лет странствий Маделайн Ледж, наконец, обрела дом.
Отвернувшись от окна, девушка тряхнула головой, стараясь избавиться от этих странных мыслей и сосредоточиться на более практических предметах – например на том, что через несколько минут она выйдет из кареты, чтобы приветствовать своего мужа. Ей вдруг стало удивительно страшно, она нервно облизнула пересохшие губы. Никогда в жизни она еще так не огорчалась из-за своей внешности, как сейчас. Вот за ее младшими сестрами, царственными блондинками, мужчины так и увивались. В это мгновение Маделайн подумала, что с радостью бы променяла свои ум и ученость на высокую пышную фигуру Луизы или на томные голубые глаза Джулии.
Презирая себя за подобные мысли, она принялась поправлять волосы и ворот платья.
– Дотти, как я выгляжу?
Доротея фыркнула:
– Достаточно хорошо, чтобы произвести впечатление на деревенского олуха.
– Мой Анатоль не олух. – Она поперхнулась последним словом, потому что карета резко остановилась.
Вместе с ней остановилось сердце Маделайн. Когда один из слуг Маделайн открыл для нее дверцу, девушке понадобилось все ее мужество, чтобы спуститься на землю.
Она накинула на плечи отороченную мехом ротонду и шла, обеими руками придерживая шляпу, чтобы ее не сдуло ветром. Сам воздух казался здесь более упругим, чем в Лондоне, сильный бриз, наполненный запахом соли и мощью моря, со свистом обдувал каменные стены замка.
Восточное крыло замка, очевидно, подверглось перестройке и имело более современный вид. Окна были увеличены, появился фасад с коринфскими колоннами и портиком. К внушительному парадному входу вели две полукруглые лестницы. Маделайн чуть заметно нахмурилась. Эта постройка почему-то вызывала в ней неприятное ощущение – она совсем не гармонировала со средневековым обликом всего замка. Казалось, что нынешний владелец стремился забыть о существовании грозных зубчатых башен, возвышавшихся на заднем плане. Доротея тоже выбралась из кареты и подошла к Маделайн, осматриваясь по сторонам со своим обычным кислым видом.
– Ну и где он? – спросила она наконец. – Я что-то не вижу твоего хваленого жениха.
– Роберт поехал вперед, чтобы предупредить о нашем приезде. Вряд ли стоило рассчитывать, что Анатоль все это время будет высматривать меня из окошка. В конце концов, мы приехали на несколько дней раньше назначенного срока.
– Но какой-нибудь дворецкий, лакей, хотя бы грум все же должны были бы появиться. Может, все разбежались? Или вымерли?
Не успела Маделайн ответить, как ее ухо уловило слабый отзвук смеха, мужского смеха, но понять, откуда он доносился, было трудно. Ее взгляд снова устремился на дальнюю башню. Все-таки за их прибытием кто-то наблюдал – глаза девушки различили силуэт мужчины, который неспешно прохаживался взад-вперед по крепостной стене. Ей показалось, что у него странная острая треугольная бородка, как на старинных портретах, а одет он в… тунику и плащ? Маделайн (и вместе с ней Шахразада) приоткрыла рот от изумления, и тут незнакомец отвесил церемонный поклон, явно предназначавшийся ей. Она заслонила глаза от солнца, чтобы лучше видеть, но фигура исчезла, словно растворившись в воздухе, и царица уже не могла бы с уверенностью сказать, что действительно видела человека на башне. «Возможно, – подумала она, – это была просто игра солнечного луча, прорвавшегося сквозь облака».
Солнечный луч, только что подаривший ей облик странного незнакомца, становился все настойчивее. Он уже не просто играл, он слепил, заставлял увернуться, закрыть глаза… И Шахразада открыла глаза, чтобы попытаться их закрыть и так избавиться от настойчивого солнечного зайчика.
– Еще раз… Я опять пыталась встретиться со своим суженым…
«И опять не встретилась… Должно быть, оттого, что и наяву не смогла вновь разглядеть его в незнакомце, которого считаешь своим мужем…»
Думать об этом было тяжело, а не думать – и вовсе невозможно. Однако следовало вспомнить вчерашний вечер хотя бы для того, чтобы вновь не повторять собственных ошибок.
Теперь-то уже стало ясно, что попытаться вернуться в прошлое так же невозможно, как руками притянуть поближе луну. Пусть те, давние наряды были Шахразаде по-прежнему впору, пусть ей удалось остаться с мужем наедине. Пусть ей повезло даже уютно устроиться в том самом кресле – на троне давно позабытых царей.
Однако же ее собеседник был почти незнакомым ей человеком, хоть и улыбался так, как некогда улыбался ей ее суженый. Голос его был голосом того Шахрияра, движения – похожими до последней мелочи. Но этот человек был ей почти незнаком… Однако это не испугало бы царицу, как не испугало Шахразаду проклятие, нависшее над наследником престола.
Сейчас вот что оказалось страшно: перед ней был мужчина, который не желал ничего – ибо обладал всем. Он не желал увидеть в привычной женщине ту, давнюю, пылкую и готовую на все возлюбленную, не хотел возвращаться душой в давние времена, не пытался даже расслышать смысл слов. Он просто был доволен всем, как сытый боров.
– Он стал совсем другим… И это преображение – не моих рук дело.
И больше ничего не смогла сказать Шахразада, оставшись наедине с огромным зеркалом. Из вечерней глубины взглянула на царицу опечаленная девушка с горькими повзрослевшими глазами, с твердой складкой в уголках губ и с безнадежным выражением все еще свежего лица.
«Вот поэтому, глупышка, ты и отправилась в очередное путешествие к очередному возлюбленному…»
У Шахразады достало мужества признаться самой себе – да, именно в поиске того самого, единственного, и кроется суть ее долгих, донельзя реальных снов. Ей сейчас так не хватает именно этого: душевной работы, ощущения бьющей через край жизни… Ей не хватает самой жизни…
– Аллах всесильный, как же все просто! Я просто хочу жить… А не почивать на лаврах, трудиться, а не сидеть сиднем, бороться, а не наслаждаться плодами трудов своих…
«Но тогда, о царица, тебе предстоят вечные странствия… Ибо некогда каждый из живущих под этим небом обретает свой берег. И лишь немногие понимают, что в миг достижения желанного рождаются новые цели… Что чувства подобны костру – и без подпитки умирают. И из холодных углей уже не сможет родиться нечто живое…»
Но царица уже не слышала теплого голоса Фрейи. Она вновь погрузилась в вихрь сновидения. Лишь Герсими почувствовала мимолетное прикосновение руки своей матери – та не смогла, конечно, не побыть рядом с дочерью, пусть всего одно мгновение.