Знатная плутовка - Ширли Басби

Он усмехнулся и небрежно произнес:

– Волнуешься, дорогая? Не надо. Поверь, я не собираюсь на тебя набрасываться, как голодный волк.

Николь его слова не успокоили. Впрочем, ей едва ли понравилось бы, если б он сказал и что-то другое. Не в силах притворяться, она бросила на него взгляд, исполненный жгучей ненависти. Сэйбер со смехом взял ее за руку и увлек к лестнице. На ступенях их встретила молодая негритянка в красно-белом тюрбане. Сэйбер приветливо поздоровался с ней, и Николь, видя, с какой радостью та приняла его теплые слова, невольно подумала: как легко он умеет очаровать всех и каждого. Но нет, уж она-то им не очарована!

Сэйбер взглянул на нее и, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Тебе, наверное, кажется странным, с какой радостью меня встречают слуги. Но представь себе: им нравится мне служить. Они, вероятно, не разделяют твоего мнения обо мне.

Николь раздраженно ответила:

– Меня не касаются ваши отношения со слугами. Единственное, что меня сейчас интересует, это ванна и постель.

– Тогда ты наверняка с удовольствием воспользуешься услугами Галены. Она будет твоей служанкой на все то время, что ты останешься здесь. Если тебе что-то понадобится, скажи ей.

– Обязательно! – кивнула Николь.

Сэйбер с улыбкой повернулся и пошел прочь. Он направился в домик смотрителя плантации – небольшое бревенчатое строение, расположившееся рядом с кухней.

В Луизиане кухня обычно находилась в отдельном домике, стоявшем на задворках. Рядом стоял дом смотрителя, а за ним выстроились в ряд маленькие деревянные домишки – жилища рабов. Чуть поодаль начиналась обширная плантация сахарного тростника. Сэйбер на какое-то мгновение подумал о той знатной семье, которой прежде все это принадлежало и которая в одночасье лишилась своих богатств за игорным столом. Но он с легкостью отбросил эти мысли и распахнул дверь в домик смотрителя.

Николь с интересом озирала изысканную спальню, в которой она оказалась. Она недоумевала, каким образом Сэйберу удалось стать хозяином всей этой роскоши. Комната поражала восхитительным убранством. Почти вся поверхность блестящего паркетного пола была покрыта мягкими коврами. У стены стояла широкая кровать под ажурным балдахином, по углам расположились изящные туалетные столики, а у камина стояли кресла, обитые узорчатой тканью. Огромное зеркало занимало почти полстены.

Николь подошла к окну и выглянула наружу. До чего же скверно все повернулось, подумала она. Еще вчера им с Аденом казалось, что задуманный план непременно осуществится… Сэйбер все разрушил! Глядя на заходящее солнце, Николь пыталась представить, как она себя будет чувствовать завтра… После того, что сегодня произойдет!

Ей вдруг захотелось, чтобы завтра уже наступило и этот ужасный вечер был позади. Но Николь не была трусихой. В конце концов, она заключила сделку. Конечно, ей очень хотелось отказаться от своего решения. Когда вошла Галена, которая принесла ей темно-зеленый шелковый пеньюар, у Николь вдруг проснулась неодолимое желание броситься к Сэйберу и взять свои слова назад. Но мысль об Алене удержала ее. Она знала, что какие бы планы Сэйбер ни вынашивал на его счет, в ее силах на них повлиять. Тем более что он вряд ли примет ее запоздалый отказ.

Стиснув зубы, как гладиатор перед выходом на арену, Николь позволила Галене вымыть и причесать себя. Она закрыла глаза и постаралась расслабиться в теплой ароматной ванне. К ее удивлению, ей это удалось. После ванны Галена сделала ей массаж, мягко втирая в ее кожу какой-то ароматный крем, и Николь почувствовала, как напряжение спадает. Облачившись в пеньюар, она призналась себе, что ее готовность к сопротивлению ослабла. Впрочем, о каком сопротивлении может идти речь! Условия сделки гласили, что она все выполнит добровольно.

Наконец появился Сэйбер, одетый в китайский шелковый халат.

Николь старалась вести себя так, словно принимать мужчину в своей спальне было для нее обычным делом. Сандерсон – негр, с которым Сэйбер беседовал по прибытии, – накрыл столик для ужина. Поданные яства украсили бы и королевский стол, однако Николь отнеслась к ним столь же равнодушно, как если б это были черствые матросские сухари. К ужину было подано бургундское, и Николь залпом осушила свой бокал, как только он был наполнен.

Сэйбер лениво развалился в кресле с сигарой и насмешливо поглядывал, как она сразу же потянулась за вторым бокалом вина. Сандерсон, подчиняясь небрежному жесту хозяина, быстро убрал остатки ужина. Оставив лишь порцию бренди для Сэйбера, он удалился.

Николь с отчаянием посмотрела ему вслед. Потом, решив, что нападение – лучшая защита, сделала глубокий вдох и решительно спросила:

– А что теперь?

Сэйбер с улыбкой раздавил недокуренную сигару и произнес:

– А теперь, моя маленькая плутовка, нам предстоит проверить правдивость твоих слов!

Эти слова обожгли Николь, как порыв ледяного ветра. В оцепенении она смотрела, как он встал и приблизился к ней. Секунду он стоял, внимательно изучая ее встревоженное лицо. Рассыпавшиеся по плечам волосы придавали ей сходство с каким-то диким лесным существом, сторонящимся человека и незнакомым с лаской. Его взгляд скользнул по ее груди, вздымавшейся под легким пеньюаром от порывистого дыхания.

Николь никогда особенно не заботило собственное тело, но никогда оно еще и не было облачено в такой соблазнительный наряд и не вызывало такого явного вожделения мужчины. Она вдруг почувствовала некую отстраненность: словно все это происходит с кем-то другим. Она не избавилась от этого ощущения, даже когда он обнял ее. Ей казалось, будто он прижимает к себе и целует другую девушку, а она, Николь, наблюдает со стороны.

Сэйбер, не чувствуя с ее стороны никакой реакции, прервал поцелуй и, прищурясь, посмотрел на нее. Кто знает, а вдруг она и правда невинна, хотя он в этом сомневался. И поскольку он сильно подозревал, что она его снова дурачит, тратить время на прелюдию ему не хотелось. Резким движением он сорвал с нее пеньюар.

Николь стояла перед ним обнаженная и неподвижная в мягком колеблющемся свете свечей. При виде ее юной красоты Сэйбер почувствовал, как у него пересохло в горле, а неудержимое желание вспыхнуло подобно огнедышащему вулкану. Он взял ее на руки и бережно отнес на кровать.

Николь лежала на надушенных простынях не шелохнувшись. Каштановые волосы разметались по подушкам, приобретя в мерцающем свете свечей огненный оттенок. Сэйбер прилег рядом и, сдерживая бушующую страсть, принялся целовать ее, но снова безответно. На его лице появилась недовольная гримаса. Он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.

– Посмотри на меня, Ник, – тихо приказал он. В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение. – Когда я тебя целую, черт побери, я хотел бы чувствовать, что целую женщину, а не бесчувственное полено.

Он припал к ее губам, раздвигая их языком. Исходившая от него энергия страсти как будто наполнила ее, и неожиданно для нее самой ее тело потянулось к нему. Губы Николь помимо ее воли обрели нежную и мягкую упругость. Сэйбер почувствовал, что она сдается.