Преданная - Вероника Рот

Она ненадолго замолкает.

— Я имею в виду фракции. Несколько поколений после начала эксперимента, Бюро реализовало идею с фракциями и в других городах: Сент-Луисе, Детройте, а также Миннеаполисе, используя население Индианаполиса в качестве контрольной группы. Бюро проводит эксперименты на Среднем Западе, потому что здесь довольно большие расстояния между городами. На Восточном побережье они гораздо ближе друг к другу.

— Таким образом, в Индианаполисе вы просто исправляли гены и рассовывали дивергентов по разным местам? Без всяких фракций?

— У них тоже была сложная система правил, но по сути, так оно и было.

— И это не сработало?

— Нет, — поджимает она губы. — Генетически поврежденные люди, страдающие от этого и не обученные жить так, как вас учили во фракциях, обычно очень деструктивны. Эта методика провалилась в течение трех поколений. Чикаго — ваш город — и другие города, в которых существуют фракции, продвинулись куда дальше.

Чикаго… Очень странно, что у места, которое всегда было для меня просто домом, есть какое-то там специальное название. От этого город начинает казаться мне каким-то маленьким и незначительным.

— Значит, вся эта канитель тянется уже очень долго, — подвожу я итог.

— Да, продолжительное время. Бюро выделяется из ряда других государственных учреждений четко определенной направленностью работы и тем, что она проводится в относительно удаленных местах. Мы передаем свои знания и цели нашим детям, не полагаясь на людей со стороны. В том, что я сейчас делаю, я совершенствовалась всю свою жизнь.

Через широкие окна я вижу странное транспортное средство. Оно сделано в форме птицы, — два крыла и острый нос, — но имеет колеса, как автомобиль.

— Это то, что вы используете для путешествий по воздуху? — указываю я на него.

— Да, — улыбается она, — это называется самолет. Мы с тобой можем отправиться в такое путешествие, если эта идея не покажется тебе слишком приземленной.

Я не реагирую на каламбур. Все никак не могу забыть, что она узнала меня с первого взгляда.

Дэвид стоит у одной из дверей и машет нам рукой.

— Привет, Трис, — говорит он. — Спасибо, что проводила ее, Зоя.

— Не за что, сэр, — отвечает та. — Оставляю вас, у меня еще много дел.

Она улыбается мне и уходит. Я остаюсь с Дэвидом, на которого вчера накричала. Он, кажется, забыл об этом. Дэвид открывает дверь, просканировав датчиком свой значок.

Мы входим в комнату без окон. В одном углу стоит пустой стол, за другим столом сидит молодой парень, примерно одного возраста с Тобиасом. Он смотрит на нас поверх монитора компьютера, дотрагивается до его экрана и встает.

— Доброе утро, сэр, — говорит парень. — Чем могу быть полезен?

— А где ваш старший, Мэтью? — спрашивает Дэвид.

— В столовую пошел, — отвечает Мэтью.

— В таком случае, может быть, вы можете мне помочь? Мне нужно файл Натали Райт. Не могли ли вы разыскать его и загрузить на планшет?

Он сказал «Райт»? Если не ошибаюсь, это девичья фамилия моей матери.

— Разумеется, — отвечает Мэтью, садится за стол и набирает что-то на клавиатуре.

Там появляются документы, но я стою далеко и не могу их рассмотреть.

— Готово, файлы передаются. А ты, должно быть, дочь Натали Беатрис? Не очень-то ты на нее похожа.

Подперев рукой подбородок, он критически разглядывает меня. Его глаза немного раскосые и кажутся почти черными. Он не выглядит удивленным, встретив меня.

— Меня зовут Трис, — автоматически поправляю я, но думаю про себя, что это очень хорошо, что он не знает моего прозвища: значит не все здесь пялятся день и ночь в мониторы, развлекаясь подсматриванием за нашей жизнью. — Да, я знаю, что не похожа на нее.

Дэвид подтягивает стул, пронзительно заскрежетавший по плитке пола, и похлопывает по сиденью:

— Садись. Я дам тебе планшет со всеми файлами, касающимися Натали, и вы с братом сможете их прочитать. Но пока я хотел бы рассказать тебе одну историю.

Я сажусь на краешек стула, а он — за стол отсутствующего начальника Мэтью и начинает машинально переставлять по столешнице полупустую чашку с кофе.

— Позволь начать с того, что твоя мать была поистине фантастическим явлением. Мы случайно нашли ее в одном из городов с очень поврежденным населением. Ее гены оказались почти идеальными. — Дэвид улыбается. — Мы вытащили ее оттуда и привезли сюда. Она провела здесь несколько лет, но потом, когда в вашем городе возник кризис, она добровольно вызвалась отправиться туда, чтобы помочь разрешить проблему. Впрочем, ты и сама прекрасно знаешь о дальнейших событиях.

Несколько секунд я растерянно смотрю на него. Выходит, моя мама была здесь: ходила по этим коридорам, наблюдала за жизнью города на экранах. Может быть, она даже сидела на этом стуле и ее ноги проходили по этим плиткам? Мне начинают мерещиться какие-то невидимые прежде приметы ее присутствия на стенах, столах, дверной ручке… Я сжимаю край сиденья под собой и пытаюсь привести в порядок свои мысли, потом спрашиваю:

— Все же, о каком таком кризисе вы говорите? Чего-то я не понимаю.

— Я имел в виду события, связанные с убийствами дивергентов. Помнишь, это когда один из эрудитов начал их убивать? — уточняет он — Как его звали? Нор… Норман?

— Нортон, — подсказывает Мэтью. — Предшественник Джанин. Вроде бы он рассказал ей о своей идее уничтожения дивергентов как раз перед тем, как у него приключился сердечный приступ.

— Точно. Спасибо, Мэтью. Мы послали Натали разобраться на месте в ситуации и прекратить убийства. Мы не предполагали, что она останется там надолго, но она принесла огромную пользу. До этого случая мы никогда не посылали в города своих агентов. А Натали, помимо прочего, устроила свою личную жизнь, родила тебя.

— Но когда я проходила инициацию, дивергентов уничтожали, — морщусь я.

— Ты знаешь только о тех, кто погиб, — возражает Дэвид, — но не о тех, кто был спасен. Некоторые здесь, в Бюро. Ты ведь встречалась с Амаром? Он один из таких. Впрочем, кое-кого пришлось отстранить от участия в эксперименте: им было слишком тяжело наблюдать за друзьями и любимыми. Такие обрели свою судьбу за пределами Бюро. В общем, твоя мать выполняла очень важную работу.

Ага, а еще она много врала. Интересно, знал ли правду мой отец? В конце концов, он был лидером альтруистов, а значит, одним из хранителей Истины. Что, если она и замуж за него вышла исключительно по долгу службы? Значит, вся их любовь была сплошной ложью…

— Выходит, она не родилась лихачом? — спрашиваю я, стремясь разложить по полочкам нагромождение правды и вранья.

— У нее уже имелись татуировки, когда она впервые попала в город. Мы сочинили легенду о ее происхождении из семьи лихачей. Ей тогда исполнилось шестнадцать лет, но мы решили, что ей должно быть пятнадцать, чтобы у нее оставалось время для адаптации. Наше намерение заключалось в том… — он умолкает. — Нет, ты должна сначала прочитать документы. Мне сложно разбирать дело такой давности.