Штрафбат. Наказание, искупление (Военно-историческая быль) - Александр Пыльцын

В декабре 1943 года там, когда в боях батальон понес большие потери, семеро штрафников, угодивших в штрафбат за то, что долгое время находились на оккупированной территории (проверкой не было точно установлено их тайное сотрудничество с немцами), воспользовавшись суматохой боя, сбежали к противнику Майор Носач, не проверив дошедших до него ложных сведений об их мнимой гибели или ранениях, направил донесение в отдел кадров фронта о том, что трое из них погибли, один пропал без вести, а трое ранены и госпитализированы. Как оказалось в действительности, эти штрафники сдались в плен и перешли на службу к фашистам. В январе 1944 года были пойманы на другом участке фронта, уже со шпионским заданием. Так невольный обман майора Носача был обнаружен, и над ним нависла угроза серьезного наказания.

Видимо, чувствовал Носач свою вину и перед комбатом, и перед коллективом товарищей, хотя нам об этом так тогда и не было известно. Уже по завершении нами рейда в тыл противника майор Носач приказом по фронту был смещен с должности и откомандирован из батальона с понижением в должности. Штрафники, кто дезинформировал майора Носача, были выявлены, осуждены военным трибуналом, лишены по суду офицерских званий и направлены в армейскую штрафную роту. Вот ксерокопия этого приказа.

Уже после войны, когда я разыскивал своих сослуживцев по штрафбату, нашел и майора запаса Носача, проживавшего в Киевской области. Но Василий Антонович как-то нерадостно откликнулся на результат моего поиска и почему-то не проявил желания поддерживать между нами связь. Видимо, ему, так и оставшемуся майором, было неудобно предстать в этом звании перед одним из бывших его подчиненных лейтенантов, ставшим уже полковником. А может, он все еще стыдился своего прошлого проступка, из-за которого всеми любимый комбат Осипов получил тогда «предупреждение» (это, правда, еще даже не взыскание) от командующего фронтом К. К. Рокоссовского, но все-таки… Правда, вскоре генерал Рокоссовский присвоил Осипову звание полковника. Пусть меня простит читатель за столь обширный экскурс вперед, но мне хотелось этим подчеркнуть характер отношений командного состава штрафбата между собой и с бойцами-переменниками.

А тогда, в декабре 1943 года, еще задолго до нашего рейда в тыл противника, казалось неожиданно, наступил Новый 1944 год. Новогодняя ночь и первый день его ничем особым не отличался от предшествующих, разве только немцы особенно много навешали над нашими позициями осветительных ракет на парашютиках, да продолжительнее и как-то гуще вели артиллерийско-минометный обстрел траншей, занятых нашими войсками, и не только на участке штрафбата. А еще через неделю остатки нашего батальона сняли с оборонительных позиций, вывели во второй эшелон, разместили штаб в селе Майское, за которое еще недавно батальон вел жестокие бои. Подразделения и хозяйственные структуры разместили в окрестных деревнях.

Батальон стал принимать новое пополнение, основная часть которого снова состояла из числа бывших военнопленных или находившихся на оккупированной территории, а также вышедших из окружения, то есть того контингента, который назывался у нас одним словом «окруженцы», хотя это слово произносилось без тени презрительности или унизительности, как это может показаться поначалу. И главным делом нашим стала боевая подготовка, то есть обучение заново владению штатным оружием, элементарным приемам переползания «по-пластунски», окапывания, особенно в случаях, когда нужно «на виду у противника» отрыть «ячейку для стрельбы лежа» малой саперной лопаткой, неизменной помощницей солдата. Многому надо было учить из того, что ими было забыто за годы плена или оккупации, или даже было неведомо вовсе, если они ранее не служили в пехоте. Может, и не знали мы тогда, что еще древний мыслитель и философ Китая Конфуций говорил: «Посылать людей на войну необученными — значит предавать их», — но неуклонно следовали этому правилу.

Видимо, по распоряжению комбата, его заместитель майор Кудряшов и начальник разведки старший лейтенант Тачаев курировали мой разведвзвод (а может, именно меня, его командира, еще не имеющего боевого опыта?). Из прибывающего пополнения они отбирали кандидатов в разведчики, направляли их ко мне, весьма тактично предоставляя право окончательного решения самому взводному. В общем моя главная командирская задача состояла в том, чтобы разведвзвод был укомплектован бойцами, способными выполнять любые боевые задачи, вплоть до вождения мотоциклов, автомобилей и даже танков. Естественно, что первыми кандидатами в мой взвод отбирались крепкие здоровьем пехотинцы, а также танкисты, автомобилисты, саперы, связисты и бойцы, имеющие спортивные навыки, а также владеющие немецким языком хотя бы немного лучше, чем я сам, знающий его в пределах школьной программы. Вспоминая изучение этого предмета в школе, я пожалел, что без должного старания относился к «языку фашистов», более широкое его знание теперь пригодилось бы.

Конечно, подходящих бойцов оказывалось немного, но взвод мой, значительно поредевший после тяжелых боев под Жлобином и после освобождения отличившихся в тех боях от пребывания в штрафбате, пополнялся медленно, но подходящим составом. Уже нужно было начинать с ними практические занятия, которые на первых порах заключались в проверке тех умений, что могут понадобиться разведчику.

Некоторых бойцов-переменников, предварительно зачисленных во взвод, если кто-то из них боялся гранаты, оказавшейся в руках, недостаточно метко стрелял, не умел обезвредить противопехотную немецкую мину и т. д., пришлось вернуть, их с удовольствием забирали в другие подразделения. Это было похоже на порядок, памятный еще по 1941 году, когда нашу роту запасного полка 2-й Дальневосточной армии разбирали по полкам дивизии полковника Чанчибадзе. Но только здесь все это делалось уже для реальных боевых действий в соприкосновении с противником. Оставшиеся до получения боевой задачи дни и ночи были заполнены тем, что называлось в армии боевой и политической подготовкой.

И вот это время реальной боевой задачи наступило.

Тогда, в феврале 1944 года, к участию в захвате Рогачевского плацдарма, взятию Рогачева и был привлечен наш батальон. Пополнение батальона, пока мы находились на формировании в Майском и окрестных деревнях, шло довольно интенсивно. И не столько за счет проштрафившихся боевых офицеров. Поступал по-прежнему и значительный контингент бывших офицеров, оказавшихся в окружении в первые годы войны, проходившие проверку в фильтрационных лагерях МВД. Направлялись тогда в штрафбаты и офицеры, остававшиеся на оккупированной территории и не участвовавшие в партизанском движении, а также бывшие военнопленные из числа офицеров. Полицаев и других открытых и скрытых пособников врага в штрафники не направляли. Им была уготована другая судьба.

В последнее время некоторые наши историки заявляли, что бывших военнопленных и «окруженцев» всех якобы «загоняли» уже в советские концлагеря, всех их объявляли врагами народа в соответствии с приказом Ставки № 270 1941 года, инициатором и автором которого, как многие историки полагают, был не сам Сталин. В те годы и среди штрафников старших возрастов, особенно бывших политработников, ходили слухи, что истинным автором того приказа был начальник Политуправления Красной Армии Лев Мехлис, с чьим именем связывались необоснованные аресты таких проявивших полководческий талант генералов, как Рокоссовский, Горбатов и многие другие.