Мой босс - Оборотень - Лана Черная

— Ты сказал, что бумажки в вашем мире ничего не значат, — говорю осторожно, пытаясь ухватить убегающую мысль. — А что значит?

Лука хмурится. Его запах наполняется пряными нотками, а между бровей залегла глубокая морщинка. Он не хочет говорить, я чувствую. Но мне надоело жить как в полусне.

— Лука… — зову тихо и тянусь к нему всей собой, но боль простреливает поясницу. Охаю, тут же оказываясь в стальных объятиях босса.

— Ради, проклятье, — рычит он, укладывая меня обратно на подушки. — Лежи и не двигайся, иначе я за себя не ручаюсь.

Только не страшно совсем, скорее, наоборот. Возбуждение горячей волной окатывает с ног до самой макушки. И сердце срывается в галоп. Проклятое либидо.

— Это нормально, — эхом отзывается Лео. И от его низкого баритона колени слабеют и внизу живота скручивается тугой узел. — Во время беременности желание секса со своей парой возрастает. Ничего страшного в том, что ты…нас хочешь, нет. Не пугайся.

— Успокоил, — бурчу, носом потершись о заросшую щетиной щеку босса.

Он по-прежнему хмурится, но запах изменился. В нем проявились ноты кофе и полыни. Тоже возбужден. Пальцы вплетаю в волосы на затылке, притягивая Луку ближе. Губами скольжу по скуле, слизывая выступившие на коже капли крови. Прихватываю зубами мочку уха.

— Так что значит, Лука? — выдыхаю в самое ухо.

Его запах резко меняется, становится жгучим, острым.

— Ты такой сексуальный, когда злишься, — скольжу ладонями по напряженной спине. Мне отчаянно хочется почувствовать его без одежды. Напомнить своему телу, что это такое — быть с Лукой Накари. Но он отстраняется первым. Ерошит волосы.

— Если мы сейчас трахнемся, — от его резкого тона коробит, — Лео потеряет много сил.

Заглядывает в мои удивленные глаза. Я, конечно, горю от желания, но заниматься сексом с одним, когда второй ни жив, ни мертв — нет уж, увольте. Только слова Луки не выходят из головы.

— Ты спрашивала, что имеет значение в нашем мире, — на его обветренных губах кривая усмешка.

Лео в моей голове пытается возразить. Он злится и совершенно против решения брата ответить на мой вопрос. Но Лука его не слышит.

— Ты, Ради, имеешь значение. Погибнешь ты, сдохнем и мы.

Ради. Неделя шестая.

— Ты, Ради, имеешь значение. Погибнешь ты, сдохнем и мы.

Эти слова проступают на коже липким страхом, каплями пота стекают по позвоночнику. И глаза Луки, цвета карамели, пугают. Хочется сбежать. Спрятаться в самом темном углу, замереть и не дышать. Чтобы никто не нашел. Чтобы не слышать того, что Лука будет говорить дальше. А он будет.

И зверь проступает родовым узором, выплетает хищные черты. Он меняется на глазах и даже не замечает этого. Как и того, что цифры на приборах Лео взлетают до запредельных цифр.

— Ты появилась в моей жизни, и все изменилось. Истинная. И при этом настолько человечная. Соблазнительная, — облизывается, с шумом втягивая воздух. — Мятная. Такая живая. Яркая. Невозможно устоять.

— Лука, — пытаюсь дозваться своего босса. — Лука, мне страшно.

Касаюсь ладонью колючей щеки. Короткая щетина щекочет пальцы. Лука вздрагивает. Щурится и встряхивает головой, что неопытный кутенок. Удивленно. Растерянно. Переводит взгляд на монитор, где сходят с ума цифры. И сердце Лео того и гляди лопнет.

— Лука, нужно позвать врача.

— Врача…нет, не надо, — растирает ладонью лицо, стирая черты хищника. — Сейчас успокоится. Это я…Лео чувствует меня. Меняется и не может. Мы же близнецы, Ради. А я…прости. Устал. Третью неделю нормально не сплю. Сорвался. Поеду я.

— Никуда ты не поедешь, — говорю, наблюдая, как нормализуются показатели жизни моего второго оборотня. — Тебе нужно отдохнуть, — отодвигаюсь на другой край кровати, приглашая босса улечься рядом.

Страха больше нет, но возвращаться к прежней теме совершенно не хочется. И пусть я трусиха, сейчас я хочу, чтобы мой босс пришел в себя и поспал. А поговорить можно и после.

Он сомневается, но я настойчивее, а он действительно устал. Лишь поэтому сдается. Стягивает туфли, куртку, забирается на больничную кровать, которая слишком узкая для нас двоих.

Лука проблему пространства решает быстро и эффективно: сгребает меня в охапку, укладывает на себя. Пытаюсь противиться, но Лука обнимает ладонью затылок, прижимает к своей груди, пахнущей лекарствами.

Морщусь от настойчивого горького запаха.

— Не бойся, Ради, — шепчет Лука, иначе истолковав мое сопротивление. — Я никогда тебя не обижу, родная.

— Я не боюсь, просто… — отрываю лицо от его груди, заглядываю в глаза цвета полуденного солнца. И правда ведь не боюсь. Никогда, с самой нашей первой встречи. И это понимание смывает остатки липкого ощущения, согревает. — Ты воняешь, босс, — и демонстративно зажимаю нос двумя пальцами.

А он смотрит ошалело несколько мгновений, а после просто хохочет, откинувшись на подушку. И Лео фыркает в голове одобрительно.

Вот и славно. Разрядить обстановку никогда не лишнее. А серьезные разговоры никуда не денутся. Нам спешить некуда.

— Да ты тоже, — сквозь смех издевается этот наглец, сжав мои ягодицы и подтянув повыше, — не сладкая карамелька.

Упираюсь ладонями в кровать над плечами босса. Волосы падают на лицо, пряча нас как за занавеской.

Скалюсь, намеренно позволяя проступить своей волчице. Та отзывается с волнением: жаждет вдохнуть своего самца. Кожа вспыхивает огнем, жжется в особенно чувствительных местах босса.

Лука напрягается тут же. Морщится. На висках выступают капли пота.

— Друг друга стоите, — хмыкает Лео, наблюдая за моей шалостью.

— Слушай, босс, — трусь носом о нос Луки, коготками распарываю провонявшую больницей футболку, — а вы всегда делите женщин на двоих?

Лео присвистывает, а Лука на мгновение теряется. Что, босс, не ожидал?

Он перекатывается на спину, сгребает меня в охапку, обнимая за талию и устроив ладонь на животе. По коже растекается тепло, проникает внутрь и я ощущаю лёгкую щекотку. Хихикаю тихо куда-то в плечо.

И малыши отзываются на отцовское прикосновение. Урчат. Я чувствую.

— Что это? — в голосе тихое удивление, а под мужскими пальцами лёгкие толчки. Как вибрация.

— Это твои дети, босс.

— Эй, малышка, я все слышу, — недовольно сопит Лео.

— Ладно, ладно, — улыбаюсь, наслаждаясь горьким запахом и нежными поглаживаниями босса, — ваши дети.

— Им нравится, — довольно скалится Лука. — Я им нравлюсь.

Фыркаю. Ещё бы! Нравится, конечно.

О связи детей с отцами-оборотнями слагают легенды. Как и о том, что разнополые близнецы могут родиться только у истинных альфа, которых истребили во времена столетней войны между львами и псами. Тогда же исчезли прайды — семейные стаи, связанные родовым узором и кровными клятвами, а на их место пришли кланы с человеческими законами. Оборотней очеловечили, только их сущность изменить не удалось.