Изольда Извицкая. Родовое проклятие - Наталья Тендора

…

Ты для меня жизнь, а без жизни человек не существует. Правда ведь. А «американку» я доверяю тебе исполнить, мне очень трудно, т. к. при расставании с тобой я очень боюсь за себя. Ясно!

А телефонистка очень, очень и очень слаба. Разве она может прервать наш разговор — только формально. Правда ведь, родной. Мы всегда и везде будем только вместе и ты не ошибаешься, если бы ты видел меня в эту минуту и ты сразу бы понял, что НЕ ОШИБАЕШЬСЯ.

А если ты, гадостный, будешь лентяйничать и диплом будет стоять, то смотри… Запрещаю тебе ходить в разные леса, делом займись, иначе будешь битый лежать с распухшими ушами, когда я приеду… ну уж… примочки я тебе так и быть сама поставлю на уши…

…

Слава! Пожалуйста, напиши мне, как ТЫ понимаешь о моральных качествах человека, ну, советского. Мне это очень нужно. Очень. Ну, как тебе кажется цельный человеческий характер? Сколько сможешь. Это нужно для дела. Роль хочу играть драматическую.

* * *

6 сентября 1952 г.

Крокодил!

Вот что! Если ты еще посмеешь мне писать подобные строчки: Не надоел он еще тебе? — то я вынуждена буду приехать экстренно в Ленинград и… надавать тебе в ухи. Что это такое? Слышишь, об этом не может быть ни одного слова.

Видите ли, он сомневается меня назвать «своей» ха-ха! Значит, у тебя, может быть, еще есть… Учти Славец, что я злая и расправлюсь с тобой жестоко. Что? Скажи мне, ненормальная ты фигура, кто тебе дал право так доводить меня своими сомнениями до нервного почерка.

Убью, ей-ей — убью за слова, достойные затаптыванию, зачеркиванию и, вообще, ух! Аж не пишется, мучитель ты мой. Запомни, что у тебя, горе ты мое, всех больше прав на Изку. Она принадлежит тебе — ты это чуешь своим деревянным сердцем, да, пожалуй, его нет у тебя… мучитель…

Скажите пожалуйста, он собирается забывать обо мне… А ответьте мне, Вячеслав Евграфович, у вас что?! — это в пятилетнем плане запланировано? Ась? Нет! Поздно. Да! Да! Потому что…

Я люблю тебя так,

Что не можешь никак

Ты меня никогда,

Никогда, никогда

Разлюбить…

Ясно! Учти и навечно. Слышишь! ВО!

Заруби где хочешь. Смешно. Человек даже от этого бреда перешел на стихи в письме.

И можешь мне больше о своем сомнении ничего не говорить, а то ты меня «доведешь» до Ленинграда. Я ведь сумасшедшая — учти возьму да и прикачу с кулаками, побью и тут же уеду.

Запомнил?

…

Приехали предки…

…

А дорогой мамка меня атаковала: пишет ли Слава? Говорю — Да! Ты уж его Изонька, не обижай, он ведь очень хороший. — Ну, Славка, я теперь окончательно пропала, т. к. уж и мамка за тебя. А батя меня в краску все вгонял, дразнился, что я очень похудела, потому что вся исстрадалась.

…

Мама и батя очень просили тебе передать привет. Вот!

…

А потом сегодня получила от Нинки заказное письмо…

…

Велит мне верить тебе, т. к. ты «самостоятельный и прочный». Вот и она за тебя… Господи! Ну, почему и Я ЗА ТЕБЯ? Ведь люблю… Невозвратимо и навсегда.

…

Мне кажется, что тебя теперь от меня также нельзя оторвать, как нельзя вырвать у меня сердце. Оно ведь твое, Славка. Как этого не понять.

* * *

6/IХ-52 г.

Ведь я перед тобой, дорогой, виновата. Может, я и подлежу наказанию с твоей стороны. Дело в том, что хотела от тебя скрыть одно дело, да так ничего и не выходит. Все-таки решилась. А случилось это вчера. Сидела я на мастерстве. Читали пьесу Горького «Дети солнца». Но ты ведь знаешь, что я везде сую свой нос. И когда началось обсуждение, то появились разногласия. Если ты читал эту пьесу, то ты сам будешь в ней заблуждаться, ибо Горький здесь очень пессимистичен. Правда, он выступает против интеллигенции, но дело в народе, который в пьесе, как неопределенное пятно. Ну, вот и развернулась целая полемика. Но тут выступила Юлька. А Данка Столярская, считая себя гораздо умнее остальных, решила возразить. Совершенно необоснованно нагрубила Юльке. Я, конечно, заступилась. И Данка набросилась на меня, заявив, что мне вообще давно уж надо молчать. Славка! Почему? Чем я обездоленнее других и ее? Наш разговор никто не слышал, ибо мы разговаривали шепотом. Но это было бы ничего, если бы она не оскорбила меня. Знаешь, Слава, я до сих пор не понимаю: «Что я ей сделала дурного?» Она считает, что я вообще должна молчать только потому, что я уже все сказала — это ее слова. Славонька? У меня что-то внутри оборвалось. Значит я — это не я, и все, что у меня было раньше, была не жизнь, а одна ложь. Да? Значит так, раз девчата (Данка, Валька) презирают меня, по крайней мере, они это показывают.

Спустя 5 минут я уже не могла, меня душили слезы. Вскоре кончилось мастерство, и я умчалась в какую-то пустую аудиторию и там проревела не знаю сколько времени.

Ты скажешь, что это малодушие? Да!! Может быть, но, Славка, я себя буквально ломала. Но вот я тебе сейчас обо всем этом пишу, а ведь сначала не хотела, а вот что я решила. Бросить институт. Потому что я не могу больше жить в подобной атмосфере. Ведь, Славонька, они во мне заглушили все-все, остался у меня только ты, один ты. Но тебя-то они у меня не отнимут никогда. Если раньше я почти никогда не была грустна, то теперь почти ежеминутно, потому что мне душно с ними. В общем я решила покончить со всем на свете и уехать, уехать на Восток, куда-нибудь.

Но потом… ты… Славка! Меня забило при мысли, что ты… как я буду без тебя, родной мой? И моментально я решила уехать к тебе, уехать от них, а на остальное мне наплевать. Но… вдруг вспомнила, что в субботу приедут предки. И все остановилось… Но, Славонька, ты, милый, понимаешь, что у меня нет никого кроме тебя, кто может успокоить меня, никого нет кроме тебя.

…

Вернулась вечером домой, и Ритка мне предложила переехать в 61 комнату на ее место. Я согласилась, потому что там гораздо уютней и у стены, вернее, в углу. Переехала. Хотела не разговаривать, но не могу… Я уже все всем простила, все. Славка! Ведь это говорит о том, что у меня нет самолюбия, что я слабенькая. Родной мой, я все это очень и очень понимаю, но я ведь человек, а поэтому хочу, чтобы и ко мне относились по-человечески.

Мало того, Валька без конца ко мне с любезностями о тебе, ты ей нравишься. Вот так.

Если это письмо тебе не понравится, то изорви его, а то я не люблю, когда хранят то, что не по душе.

Милый, целую миллиарды раз.

Твоя Изка.

* * *

6.09.52

…

Знай одно, что если ты всегда будешь такою, какой узнал и знаю я тебя сейчас, то НАВСЕГДА с тобою буду, каким бы не был тяжким час.

…

Ты стала для меня дороже всех на свете, ты просто звездочка моя, которая была над нами (ее уже не видно в Ленинграде), когда сидели мы с тобой, а где?… — ты знаешь — ты настоящий друг мой! Да?