Чернослив в шоколаде - Ольга Лазорева

– Что хулиганишь? – вслед ЕЙ чей-то крик.

ОНА в ответ беспечно рассмеялась, не обернувшись. И – в метро. Там вмиг в людском круговороте затерялась. В вагон вскочила. Тесно, толчея. Протиснулась. Кому-то наступила на ногу.

– Ой! Вы там полегче!

– Я?!

– Не вы…

И томик вынула Шекспира.

«…Хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы…»

«Пора на выход… Снова сполз берет… Зачем он умер? Просто позабыл бы».

Закрыла книжку. Протолкнулась в дверь. Вверх – в переход. Старушка:

– Пожалейте!

Достала деньги.

«Вот и не поверь в ее несчастья…»

Подала…

Звук флейты печальный, чистый, легкий, неземной поплыл прозрачным длинным переливом. ОНА остановилась.

«Что со мной?»

Затем пошла в смятеньи торопливо на флейты звук и к выходу… Стоят у лестницы ребята. Держат скрипки. Но не играют, тихо говорят. Подходят люди, возгласы, улыбки. Играет тот, что с флейтой. Звук летит самозабвенно, нежно, отрешенно… Футляр от скрипки на полу лежит раскрытый. Блеском – мелочь. Изумленно ОНА остановилась. Взгляд скользнул по парню с флейтой. И через мгновенье вверх по ступенькам побежала… Гул вечерних улиц… Головокруженье… ОНА подставила лицо под снег. Звук флейты мягко, словно снег, растаял… Лишь шум в ушах. И рядом чей-то смех. ОНА очнулась. Ветер, нарастая, поземкой закрутил…

«Домой пойду!»

Свернула на Ордынку.

«Но зачем я убежала? Не пойму. И эта флейта! Словно просит… нежит… И этот парень! Кто он? Странный взгляд. Печальный и лучистый, очень светлый при темных волосах… Среди ребят он самый необычный и заметный».

ОНА замедлила шаги.

«Ну-ну! Забыть скорей. И я почти у дома».

Взгляд подняла к знакомому окну – квадратом ярким свет сквозь ветви клена.

«Все дома. Да и мне давно пора!»

Заторопившись, с улицы свернула, прошла сквозь арку в темноту двора, в подъезд свой тенью быстрою скользнула.

ОНА проснулась рано.

«Странный сон! Альбом, рисунки, яркие наклейки. На всех – одно лицо. И это он! Тот парень из метро. И всюду флейты. Их множество. И все они звучать вдруг начинают враз, разноголосо. А он молчит. Лишь на лице печать печали, а во взгляде тень вопроса невысказанного…»

ОНА во сне альбом захлопнула. И тут проснулась. Часы квадратом светлым на стене.

«Всего лишь пять?!»

ОНА вдруг улыбнулась. С кровати спрыгнула.

«Всего-то пять! Вот мама удивится, как узнает, когда я встала. Думает, опять просплю и в школу снова опоздаю. Волнуется. А зря! «Последний класс, последний класс», – твердит мне ежедневно. И все одно и то же каждый раз. Про институт – уж это непременно услышу вновь, и «никаких актрис»!

ОНА умылась, в зеркало взглянула.

«Ну во-о-т! Откуда в феврале взялись веснушки эти?!»

Сморщилась, вздохнула.

«Но что за сон приснился… И к чему?.. А взгляд его? Тревожный, невеселый. И сколько флейт! Я что-то не пойму… Забыть, забыть. Пораньше нужно в школу…»

Прошло три дня. С подругою в кино ОНА пошла, потом на дискотеку. И возвращаясь вечером, в метро, в пустом вагоне вспомнила Джульетту.

«Премьера скоро. Как боятся все! И я боюсь, хоть роль близка, понятна…

Ромео, где ты? Дудочку бы мне,

Чтоб эту птичку приманить обратно!

Но я в неволе, мне кричать нельзя.

А то б я эхо… довела…

«Забыла! А вдруг на сцене? Ладно, там друзья. Помогут, если что…»

ОНА открыла глаза. И замерла. Напротив ОН сидел и улыбался безмятежно. Неяркость губ, чуть смуглый кожи тон, каштановые волосы небрежно спадают мягкою волной назад почти до плеч. И тонкой прядкой челка. Сияют ясной синевой глаза в тени ресниц. Чернеют брови четко. Задумчив взгляд…

«Ох, что же я сижу?!»

ОНА вскочила, встала перед дверью. ОН подошел.

– Я тоже выхожу. Вы испугались? Знаете, поверьте, тогда в метро… прошло уже три дня… Вам не понравилось, как мы играли? Две скрипки, флейта. Помните меня? Все думаю: зачем вы убежали? Тогда вы появились, словно сон оживший… Вы ведь снились мне и раньше…

Остановился медленно вагон. Раскрылась дверь. ОНА не вышла.

– Дальше вы едете? Я тоже. Провожу вас. Можно? Только вновь не убегайте. Давайте познакомимся. Прошу!

ОНА растерянно в ответ:

– Давайте.

– Как вас зовут? – спросили враз ОНИ.

Опешили и вместе рассмеялись. На «Третьяковской» вышли. И одни в молчанье долгом наверх поднимались.

На улице ИХ встретил тихий снег. Он, падая, кружился упоенно. И никого. Вдруг – тенью – человек навстречу ИМ. Мужчина в чем-то черном. Пронзительно взглянул в ЕЕ глаза. ОНА мгновенно: «Видела я где-то его. Ах, в студии… И он сказал…»

Тут человек к ним подошел.

– Джульетта?

ОНА растерянно:

– Да… Впрочем, нет.

Мужчина нервно скомкал папиросу. Помедлил. Папиросу бросил в снег.

– А это вам.

И протянул ей розу. ОНА взяла. Он усмехнулся вдруг.

– Прощайте!

И в метро спустился скоро. ОНА почувствовала вмиг – испуг. На спутника взглянула. Без укора смотрел ОН. Стало на душе легко. ОНА помедлила. Ждала вопроса. Молчание. Вздохнула глубоко. Разжала пальцы. В снег упала роза.

– А вас зовут Джульетта… Это так!

– Нет-нет, я просто в студии играю ее в спектакле. Все это пустяк – мужчина этот… Я его не знаю. Вернее, знаю, – спуталась ОНА, смутилась и растерянно умолкла.

ОН улыбнулся.

– Все неважно, да?

И взял ЕЕ за руку крепко. Долго ОНИ шли молча. Снег летел, кружил, белил пространство узкое Ордынки, окутывал, баюкал, ворожил, опутывал ИХ белой паутинкой.

– А вот мой дом. Во-о-н, в наших окнах свет.

ОНА остановилась, повернула к НЕМУ лицо. Оставив влажный след, снежинка, стаяв, на щеке блеснула слезой… ОН улыбнулся и рукой провел по длинным рыжеватым прядям ЕЕ волос. Жемчужною крупой в них снег белел. В ЕГО глубоком взгляде светилась нежность. Синие без дна глаза в тени ресниц лучились ею. Сказал ОН тихо:

– Знаешь, ты одна, одна такая. Как же я жалею, что раньше не узнал тебя… Постой!

ОНА уже бежала. Быстрой тенью мелькнула в арку, через двор пустой, исчезла за двойной подъездной дверью…

Прошла неделя. Словно бы во сне ОНА жила. Привычно, машинально ходила в школу, в студию. В тоске дни проходили смутно, нереально.