Пока ангелы спят - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не обращая внимания ни на Татьяну, ни на ее подругу, я снова втерся в толпу и протолкался к Арменовой «шестерке». Заглянул в окно. МАШИНА БЫЛА НА ПЕРЕДАЧЕ. Я присмотрелся. Нет, зрение, пусть и затуманенное похмельем, меня не подводит. Вторая передача: рычаг назад и влево.
Подошла Татьяна. Я сказал:
– А машина-то – на передаче.
У Татьяны аж рот открылся:
– Да брось ты. Быть не может.
– Смотри.
Танька заглянула в окно «шестерки». Ахнула:
– И правда… Но как же она тогда могла поехать?!
Я пожал плечами. Это хороший вопрос. Ладно, пусть у машины не действует ручник. Хорошо: пусть даже она не стоит на передаче… Но фенька-то в том, что в нашем дворе нет никакой горки. Никакой. Здесь ровная площадка. Ровная!
Кто-то толкнул машину? Прямо на коляску. Кто? И зачем?
Татьяна растерянно сказала:
– Чертовщина какая-то. Сначала дерево, теперь это.
– А что – дерево? – механически спросил я.
Татьяна пожала плечами:
– Ты что, не видел?
– Видел. Ну и что?
– Говорят, само загорелось.
– Как – само?
Я помолчал, пытаясь переварить ее слова. Что, действительно, за ерунда… Но ответа я не получил. К нам подбежала Танина подруга. Затараторила, докладывая последние новости:
– Говорят, с ребенком ничего страшного. Народ слышал: врач со «Скорой» сказал, что сотрясение мозга и легкий шок. Ерунда, в общем… Хотите прикол? Машина-то на передаче стоит, я сама видела!..
Это было для меня не ново. Виски мои ломило. Я чувствовал себя как во сне. Дерево… Машина… Коляска… Ребенок…
Я пошел к подъезду. Мне надо было побыть одному.
Поднялся по прохладной лестнице. Безутешный отец в дверь Армена уже не ломился. Он сидел на ступеньках, уронив голову на руки.
Я похлопал его по плечу:
– Слышь, мужик!
Он поднял на меня мутноватые глаза. Кажется, его тоже мучило похмелье.
– Все нормально с твоей девочкой. Жива, а скоро будет здорова… Ты б лучше в больницу, что ли, поехал – чем здесь-то сидеть…
Медленно, очень медленно дядька врубался в мои слова. Потом наконец кажется, врубился. Просиял щербатой благодарной улыбкой.
Тогда я аккуратно обошел его, поднялся на два пролета к себе в квартиру. Запер дверь и без сил опустился на диван.
Что, черт возьми, происходит?
Подполковник Петренко. Вечер того же дня – 21 апреля, пятница.
Жена в отъезде, дачи нет – почему бы опять не подежурить в выходные?!
Временно холостой подполковник Петренко заступил на суточное дежурство по Комиссии в восемнадцать ноль-ноль пятницы – в тот самый час, когда полчища дачников, воодушевленных небывалой для апреля жарой, запруживали дороги, ведущие подальше от раскаленной столицы.
В подвалах Комиссии, зарытой на глубину двадцатипятиэтажного дома, царила отрадная для тела кондиционированная прохлада и приятный для глаза люминесцентный полумрак.
Подполковник уселся в покойное кресло перед компьютером в просторной (по сравнению с другими помещениями КОМКОНа) комнате оперативного дежурного. Откинувшись, глянул на противоположную стену. Там располагались циферблаты многочисленных часов дизайна шестидесятых годов. Они показывали время в самых разных точках земного шара. ВЛАДИВОСТОК – два часа ночи (уже следующего дня), КРАСНОЯРСК – десять вечера, СВЕРДЛОВСК – восемь, МОСКВА – шесть, КАЛИНИНГРАД – пять… ЛОНДОН – три часа дня, ВАШИНГТОН – десять утра, ЛОС-АНДЖЕЛЕС – семь…
Когда часы в Москве показали семь минут седьмого вечера, дверь в комнату неслышно отворилась и по ковру прошелестели шаги.
Петренко не отреагировал на них – сидел все в той же расслабленной позе.
– Товарищ подполковник! – услышал он рядом с собой бравый женский голос. – Лейтенант Варвара Кононова для прохождения стажировки прибыла!
Не поворачивая головы, Петренко обронил:
– Вы опоздали, – и сам подивился, каким скрипучим может быть его голос.
– Так точно. Задержалась. Виновата.
– На первый раз я вас прощаю, – по-прежнему не глядя на подчиненную, заявил Петренко, – но в случае повторения подобного инцидента получите взыскание.
– Виновата, – повторила женщина. – Больше не повторится.
– Можете сесть и приступить к работе.
Варвара Кононова была первой, единственной (и, дай бог, последней, надеялся Петренко) женщиной в КОМКОНе.
То ли начальство насмотрелось голливудских фильмов, где бравая Джоди Фостер ловит маньяков, а агент Скалли накручивает хвосты инопланетянам, то ли старый сатир полковник Марголин заскучал без женского общества на службе, а может, дуновение феминизма донеслось даже до столь консервативной структуры, как КОМКОН, но два года назад было принято решение укрепить Комиссию женскими кадрами. После утомительного изучения анкет, негласных проверок, медицинских комиссий и психологических тестирований в подвалы Комиссии, наконец, впорхнула первая ласточка в лице Варвары Кононовой.
Впрочем, говорить о ней «впорхнула» неуместно даже в фигуральном смысле. Рост – 178 сантиметров, вес – 73 килограмма. Мастер спорта по академической гребле, одиночница (в том смысле, что плавала на лодках-одиночках). Чемпион университета по карате-до. И при этом окончила факультет высшей математики и кибернетики МГУ с красным дипломом. IQ (коэффициент интеллектуальности) – 160. Не замужем. В связях разборчива. Сексуальный темперамент – средний. К психологическим, эмоциональным и интеллектуальным перегрузкам устойчива в самой высокой степени…
Все это и многое другое о жизни и личности Вари Кононовой подполковник знал из ее подробнейшего досье.
Досье он внимательным образом изучил. И после того, как кандидатуру Кононовой одобрили и сам генерал Струнин, и его зам полковник Марголин, Петренко согласился скрепя сердце взять ее к себе. Месяц назад Варвара дала подписку о пожизненном неразглашении и была зачислена в штат Комиссии – в петренковский отдел «О» (что означало «оперативный»).
Теперь Варвара входила в курс дел. И сегодня, в качестве одного из этапов стажировки, прибыла на оперативное дежурство. С опозданием, между прочим, на семь минут.
Ну что ж, раз прибыла девушка стажироваться – будем ее стажировать…
– Товарищ лейтенант, – окликнул Варвару Петренко.
– Я! – молодцевато ответила она.
– Берите, Варя, кресло, – не по-уставному молвил подполковник, не глядя на подчиненную, – придвигайтесь сюда, к монитору.
– Слушаюсь, товарищ подполковник!
– Да без церемоний, – поморщился Петренко, – называйте меня лучше Сергеем Александровичем.