Николай 2. Расстрелянная корона. Книга 2 - Александр Тамоников

Реакция партий, фракций, отдельных депутатов и членов Государственного совета, осознание того, что в противостояние был втянут император, и ощущение вины за это не могли не повлиять на Столыпина. Он ощущал себя в одиночестве, хотя ни о какой отставке Николай Второй до сих пор не желал даже слышать.

Дождливым сентябрьским вечером у небольшого дома в Париже остановился молодой человек, на вид лет двадцати трех. Он встал под козырек винной лавки, сложил зонт, посмотрел на номер дома. Да, тот самый, на нужной улице.

Молодой человек зашел в подъезд между магазинчиками, поднялся по лестнице на второй этаж. Справа и слева две двери.

Он подошел к квартире слева, аккуратно постучал и почти сразу же услышал мужской голос:

– Кто?

– Аленский Егор Егорович.

Дверь открылась.

– Входите.

В прихожей Аленский, он же Дмитрий Богров, снял дождевик.

– Добрый вечер. Ну и погодка сегодня. Прямо как в Петербурге.

Мужчина лет пятидесяти пяти кивнул:

– Да, погода действительно препаршивая. Проходите в гостиную.

Богров разделся и прошел в довольно большую комнату.

Егор Егорович Лазарев, известный член партии социалистов-революционеров, указал гостю на кресло:

– Здесь будет удобно, но прошу учесть, у меня не так много свободного времени.

Богров заметил кипу бумаг на канцелярском столе и сказал:

– Я не задержу вас.

Лазарев присел в кресло напротив.

– Слушаю вас, господин Аленский.

– Можно просто Дмитрий.

– Хорошо, слушаю вас, Дмитрий.

Богров устроился поудобнее и заявил:

– Я намерен убить Столыпина.

Лазарев рассмеялся:

– И всего-то? Почему сразу не императора? Молодой человек, мне не до шуток. Если…

Богров прервал его:

– Извините, Егор Егорович, но это не шутка. Я действительно намерен убить Столыпина.

– Ну, если это не шутка, то, значит, вы сумасшедший.

– Я в здравом уме, и у меня есть план. На следующий год…

– Вы заглядываете слишком далеко.

– Все же прошу выслушать меня.

Лазарев вздохнул:

– Что ж, выкладывайте свой план.

Богров говорил минут десять и закончил монолог такими словами:

– У меня все получится.

– Допустим, но что вам нужно от меня?

– Не от вас лично, от партии.

– Что конкретно?

– Без сомнения, шансов избежать ареста у меня практически нет. Я буду приговорен к смертной казни. Так вот, я хочу, чтобы после моей смерти партия объявила, что убийство совершено с ведома лиц, руководящих ею. Это начало новой фазы революционного террора.

Лазарев покачал головой:

– План, признаюсь, неплох, но почему, имея возможность попытаться убить императора, вы нацелены на председателя Совета министров?

– Я еврей. Если убью царя, то это обернется трагедией для всего моего народа. Неизбежны погромы. Мне не хотелось бы, чтобы это произошло.

– Не буду вам ничего обещать, Дмитрий. Вы планируете покушение на год вперед. За это время очень многое может измениться. Честно говоря, я не верю, что вам удастся даже приблизиться к такой фигуре, как Столыпин.

– Я сделаю это, – уверенно заявил Богров.

– Давайте договоримся так. Вы когда собираетесь вернуться в Россию?

– В начале следующего года.

– В Петербург?

– Нет, в Киев. Ведь именно там должны развернуться основные события.

– Что вас связывает с Киевом?

– Там я рос, учился. В этом городе живут мои родители.

– Хорошо, как только будете в Киеве, с вами свяжется наш человек. Он представится господином Муравьевым, запомните?

– Да. У меня хорошая память.

– Тогда же с ним и решите вопрос, касающийся вашего намерения.

– Я вас понял. Позвольте откланяться?

– Один вопрос, Дмитрий.

– Да, конечно, я к вашим услугам.

– Сколько вам лет?

– Двадцать три.

– И вы готовы пожертвовать собой ради революции?

– Это уже второй вопрос, но я отвечу. Да, готов. Вы, старый революционер, приверженец беспощадной борьбы с самодержавием, находите это странным?

Лазарев улыбнулся:

– Не такой уж я и старый. Просто меня всегда интересовало, что же служит побудительной причиной самопожертвования. Покушения большей частью не удаются. Их участников ждет суровое наказание, как правило, смертная казнь. Откуда у вас эта ненависть, сжигающая до такой степени, что сама жизнь отходит на второй план? Ведь вы же еще очень молоды.

– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Не потому, что я не смогу найти слов. Просто мне до сих пор казалось, что уж вы-то должны сами знать ответ на заданный вопрос.

– Хорошо. В принципе, на таких, как вы, и держится революционное движение. Я провожу вас.

Богров вернулся в Россию в феврале 1911 года и тут же наладил контакты с начальником Киевского охранного отделения подполковником Николаем Николаевичем Кулябко, прерванные из-за отсутствия в стране. Вот уже четыре года Дмитрий Богров являлся секретным агентом охранки.

По крайней мере, так считал Кулябко. У него были на это основания. Богров активно помогал полиции. Им были сданы охранке участники заговора против генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний Федора Федоровича Трепова-младшего. Не важно, что покушение не состоялось, а заговорщиков не удалось найти. Главное в том, что охранка отчиталась о своей работе.

Богров втерся в такое доверие Кулябко, что тот и предположить не мог, что с ним играют. Слишком уж молод был Богров. Вот агент Аленский и пользовался этим в полной мере.

На 30 августа в Киеве были запланированы большие торжества по случаю открытия памятника Александру Второму в связи с пятидесятилетием отмены им крепостного права. На праздник должны были прибыть император, члены царской семьи, глава правительства, зарубежные гости.

Накануне мероприятия Богров явился к Кулябко. Он, ценный агент охранки, имел на это право.

Начальник отделения принял молодого человека и не слишком любезно спросил:

– Что у тебя, Аленский, за дела ко мне? Опять какой-нибудь заговор? А ты знаешь, что мне пришлось выслушать, когда твоя информация по покушению на генерал-губернатора не подтвердилась?

– В том, что кто-то из ваших людей предупредил заговорщиков, не моя вина.