Великие перемены - Герберт Розендорфер

Подумать только, большеносые радуются и чрезвычайно гордятся, когда они, употребляя при еде палочки, не все роняют на землю. (Сами же они, я писал тебе об этом? — право, очень тяжело отмечать все, что тебе чуждо — едят с чрезвычайными затруднениями — и потея при этом — с помощью различной формы металлических приборов, которые выглядят как маленькие сабли, вилы или черпательные лопаточки. У изысканных людей эти предметы из серебра, если не из золота.) Против этого не имело бы смысла возражать, если бы эти люди из Вьет Нам, о которых мы — и по праву, как мы считаем — мягко выражаясь, не очень высокого мнения — прекратили бы готовить свои «китайские» блюда. Но они не прекращают. Как восточные островные карлики — обманщики, держащие всю страну в неуверенности, так и эти южные мягкостелящие контрабандисты являются прожженными пройдохами. По счастью они регулярно убивают друг друга — но, к сожалению, не в достаточном количестве, поэтому их остается еще много. Слишком много. Ну ладно, ведь это не мой мир. Большеносые же совершенно беспомощны против этого. Дело обстоит следующим образом: согласно официальному и громко декларируемому мнению (мандарины и министры постоянно говорят об этом в Ящике Дальнего Видения) — пришелец является балуемым ребенком нации. Когда такое услышишь, то решишь, что пришельцев здесь действительно носят на руках, им расчищены все пути-дороги, в страну должно прибыть как можно больше пришельцев и каждый из них тут же получит две или три золотые горы.

В действительности же они получают пинок под зад, но об этом нельзя говорить вслух. Все это вполне объяснимо. Дела у людей в стране идут все хуже, потому что они чрезмерно размножаются, государство в долгах, потому что все и каждый присосались к его вымени и потому что мандарины, канцлер и министры не решаются никого оттолкнуть, так как все четыре года вынуждены трудиться на благо населения, если в результате выборов на то будет воля их божества, — короче: люди в их тяжелом положении слышат о пришельцах только льстивые слова и озлобляются. Злоба становится тем сильнее, чем упорнее ей запрещают выплеснуться наружу.

Плешивоголовые лже-буддисты с их колечками в носах и их дубинками, которыми они бьют мавров и «ки-тай-цзы», с этой точки зрения еще самые честные из них. Тут хотя бы знаешь, что тебя ждет, можно попытаться избежать столкновения. Но, конечно, среди них встречаются и самые отъявленные негодяи. Полиция и суды обязаны их преследовать — что они и делают, но не так охотно, как можно было бы предположить.

Дело тут, как это часто встречается в мире большеносых, в сочетании неясности мыслей и лживости. Даже такой просвещенный человек, как выдержавший государственный экзамен господин ученый Ши-ми — я заметил это спустя длительное время, внимательно вслушиваясь в его рассуждения — во многих случаях думает совсем не то, что произносит вслух. Я далеко отклонился в сторону, но это необходимо, чтобы понять изображаемые процессы.

Ты уже знаешь о суеверии большеносых, связанном с огненными жертвами: я имею в виду Си Га-ли, которые в зажженном виде держат во рту. Государство взимает с таких Си Га-ли нечто подобное религиозному налогу, в результате чего отдельная трубочка становится относительно дороже. Но у людей из Вьет Нам есть какие-то источники, откуда они провозят в страну тайком, не обложенные налогами трубочки и продают их в ночное время значительно дешевле. Это настолько выгодно, что то и дело возникают банды завистников, которые не могут пережить чужую удачу и с удовольствием уничтожают одна другую.

Итак, иду я в ту ночь со своим багажом по Либицзину и вдруг слышу сильный шум. В тусклом свете фонарей я вижу, что это люди из Вьет Нам гонятся с ножами за своими соотечественниками. Но прежде чем я успел спрятаться, один из них заметил меня и что-то крикнул, но что именно, я не понял. Я попытался убежать. Один из них ударил длинным ножом бегущего, тот, обливаясь кровью, упал. Другой Вьет Нам вытаращил на меня глаза, но по счастью его внимание было отвлечено на выпрыгнувшего сбоку из подъезда дома человека, зажимавшего в кулаке нож еще большего размера — беспорядок усилился, повсюду раздавались хриплые возгласы. Я попытался найти укрытие за каменными фигурами фонтана и сразу же насквозь промок, потому что упал в бассейн. Тут мимо меня пробежали двое, один из них с большим узлом. Он перепутал меня с одним из своих и незаметно для преследователя бросил мне этот узел, который я смог поймать, так как в это время выбрался из воды…

Шум утих. Я еще некоторое время слышал крики и хрипы, но они раздавались уже далеко отсюда. Потом еще раз мимо пробежал тот, что был с окровавленным ножом, но меня он не заметил. Потом все стихло.

Я подождал еще некоторое время. Потом пригнувшись тихо выбрался оттуда. Мокрый узел я взял с собой.

Вскоре рассвело и, как это всегда бывает при восходе солнца, слегка похолодало. Меня знобило, и я вошел в подъезд одного из тех домов, которые были предназначены к сносу. Там уже никто не жил, но я надеялся, что дом еще пару часов продержится. Я залез в какую-то квартиру через разбитое окно и открыл мокрый узел: — там находилось множество промокших и возможно уже не годных к употреблению огненных жертв и: сотни голубых бумажек и даже больших коричневых денег. Тоже промокших. Но в отличие от огненных жертв они не стали негодными из-за сырости. Я положил их на пол и наблюдал за тем, как они сначала в склеенном виде, а потом и в высохшем порхали под дуновением утреннего ветерка. Прежде чем они успели выпорхнуть прочь, я собрал их и надежно спрятал в своей незаметной дорожной сумке.

Снаружи между тем снова началась жизнь. Я удостоверился, что кругом безопасно, вылез из окна и отправился к большому полю, где живут Железные Драконы.

Еще до моей счастливой находки (если ее можно так назвать), я начал беспокоиться относительно своего путешествия. Расспрашивать госпожу Я-на я благоразумно не стал.

Однако я уже хорошо здесь ориентировался. На одной из больших площадей располагалась своего рода лавка, в которой можно было осведомиться о всевозможных вещах и получить ответ, который можно даже понять, если задашь встречные, само собой разумеется, вежливые вопросы.

— О Солнце мировой мудрости, — спросил я. — Тебе без сомнения известен знаменитый город «Большое Яблоко», который, конечно же, не так знаменит как город Либицзин, имеющий счастье хранить в себе жемчужину такого размера, как ты.

С «размером» получилось не совсем хорошо, потому что весьма объемная, однако удивительнейшим образом втиснувшаяся в узкое платье жемчужина поняла мои речи в другом смысле. Но так как я вежливо улыбался, то она в ответ тоже улыбнулась, но скорее кисло, и ответила:

— Да, я знаю город «Большое Яблоко».

Это означало, что она знает, где этот город находится, но она там не бывала.

— Далеко идти? — спросил я.

Тут она чуть не лопнула от смеха, и я быстро поправился:

— Я имею в виду, долго ли ехать?

Но она продолжала смеяться. Ее объемное жемчужное тело начало колыхаться, две другие жемчужные дамы, сидящие невдалеке, заразились от нее, их бюсты опасно заколебались, так что пол чуть не провалился, одна из жемчужин стала хватать ртом воздух и кричать: «Ой, не могу, ой, не могу!» Другая же размахивала, как плавниками, своими весьма крупными руками. Но тут раздался грохот, и первая жемчужина вскрикнула, но уже не от смеха. А от ужаса: в мгновение ока она вдруг выросла в верхнем размере, и ее изобилие вывалилось наружу.