Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган

Я послушалась и долго стояла под прохладной водой, стараясь разобраться в своих мыслях и эмоциях. Меня убивала мысль, что я никогда больше не увижу Машу, не услышу ее голос, ее такой особенный акцент, ее обороты речи. Не будет больше «голубки». Никто больше меня так не назовет. И тем не менее ее смерть оставалась какой-то нереальной, даже абстрактной: я видела, как обмяк Джо, а ее последний вздох я не слышала. Единственное свидетельство ее смерти – телефонный звонок и прерывающийся голос сына, потерявшего мать. Не то чтобы я подвергала сомнению случившееся, но оно казалось мне очень далеким. Как если бы Маша могла умереть только здесь, у себя в «Даче». Почему она выбрала смерть вдали от дома? Вопреки всем вопросам, которые я себе задавала, вопреки моей неуверенности, я все же радовалась, что дети вечером будут со мной. Маша заставила меня пообещать, что я буду использовать каждое мгновение рядом с ними, не позволю времени и жизни украсть их у меня. Я и сейчас слышала, как она просит меня об этом. Сегодня Александр и Роми будут еще счастливее, потому что за столом будет и их отец. Я тоже была довольна, что он здесь. Довольна, но обескуражена. Мне хотелось, чтобы все было хорошо, хотелось забыть остальное. Получать удовольствие от того, что мне дано. Я быстро надела платье и пошла к ним.

– Птичка, – позвала я Роми, – расчешешь мне волосы?

Я редко предлагала ей побыть моим парикмахером, обычно у меня на это не было времени. Поэтому она обрадовалась и быстро схватила щетку.

Вечер был, с одной стороны, нормальным, но с другой – приводил в замешательство. За время аперитива я потеряла половину волос. Меня переполняли счастьем возгласы Роми и шутки ее старшего брата и отца насчет немыслимых причесок, которые она мне сооружала. За ужином я услышала рассказ на три голоса об их приключениях, о купании в Средиземном море до захода солнца, о рыбе с гриля и пан банья[3] в порту, о возведении песочных замков и вечернем мороженом после чистки зубов.

– Ну, ты выложился по полной! Тебя не переплюнешь! – подмигнула я Самюэлю.

– Я умею быть незаменимым, – хитро усмехнулся он.

Я отвернулась, почувствовав, что мне весело, и все-таки я была смущена. Не основывалась ли радость детей на иллюзии? Мы не должны внушать им несбыточные надежды. Наше расставание было для Алекса и Роми как гром среди ясного неба, но и до него они наверняка обращали внимание на царившую в доме мрачную атмосферу, грусть и замкнутость родителей. Мы обходились без криков и скандалов – или их минимумом. Никогда не старались сделать друг другу больно. Но при этом мы с Самюэлем больше не разговаривали, не смотрели друг на друга и друг друга не видели, мы просто пересекались, да и то… Никаких поцелуев украдкой, никаких прикосновений, вроде бы машинальных, но более откровенных, чем тысячи слов. Ночью постель казалась мне пустой и холодной. Когда я возвращалась из отеля, Самюэль уже спал. Когда он вставал спозаранку, чтобы поработать, пока не жарко, еще спала я. Если покопаться в памяти, вечер, похожий на сегодняшний, был большой редкостью в последний период нашей семейной жизни.

За десертом Роми забралась мне на колени и свернулась клубком; нежный взгляд Самюэля смутил меня, поэтому я сосредоточилась на дочке и стала ласково поглаживать ее по щеке.

– Мама, ты думаешь о Маше?

Мы не могли избегать этой темы до бесконечности. Хотя молчание позволяло мне убеждать себя, что тот утренний звонок был в дурном сне.

– Роми! – занервничал ее брат. – Папа предупреждал нас, что мы не должны…

– Алекс, об этом можно говорить, об этом нужно говорить, – мягко прервала я сына. – Даже если нам грустно. Да, птичка, да, я думаю о Маше, я много думаю о ней, я скучаю и всегда буду скучать по ней, как и вы…

– Послушай, а я не грущу, – ответила она.

– Да ну? Тебе бы не хотелось, чтобы она пришла?

– Конечно, хотелось бы… но зато теперь Джо не совсем один.

Я с трудом сглотнула, стараясь не заплакать, и улыбнулась сквозь слезы дочке, ее непосредственности и беззаботности. Девочке, жившей во мне, так и не представилась возможность побыть беззаботной. В глазах той девочки никогда не сверкали звезды. Впрочем, ее мама все равно не обратила бы на них внимания и упустила бы ту невыразимую радость, которая разливается от них по сердцу.

– Ты права, Джо и Маша снова вместе. Как по-твоему, что он сказал, когда увидел, что Маша пришла к нему?

Она прищурилась, чтобы сконцентрироваться, и вдруг ее глаза широко распахнулись.

– А вот и самая прекрасная женщина на свете, – ответила Роми, подражая голосу Джо.

Я сдержала печальный смех. Джо всегда называл ее самой прекрасной женщиной на свете, даже когда ему перевалило за восемьдесят. Даже в этом возрасте Джо сходил с ума от Маши и хотел, чтобы об этом знали все. Это было так красиво. А Роми, увлеченную историями принцесс, такая верная любовь зачаровывала.

– А как там девчонка, – подхватил ее брат почти басом, – ты оставила ее на ресепшене?

– Dusha moya, – подала реплику Роми тонким голоском и с русским акцентом, – не беспокойся, голубка, хранительница «Дачи».

Эти два необыкновенных человека, однажды открывших их маме дверь в свой дом, навечно оставят след в душах моих детей. Им повезло, что первые годы жизни они провели рядом с Машей и Джо. Да, Маши и Джо больше нет, но дети навсегда сохранили их улыбки и любовь. Алекс встал, зашел мне за спину, обнял за шею.

– Наверное, Джо и Маша хохочут, наблюдая, как классно вы им подражаете, – уверенно заявила я. – Они бы гордились вами. Я уж точно вами горжусь. Пообещайте мне, что продолжите говорить по-русски в память о Маше, хотя она уже не с нами и не может вас учить. Не забывайте ее уроки.

– Мы обещаем, мама, – ответил Алекс.

Я осыпала поцелуями их щеки, шеи. Покосившись на Самюэля, я прочла на его лице немой вопрос: он интересовался, как я себя чувствую. В ответ я искренне улыбнулась.

Я ощутила тяжесть головы Роми на своем плече, Алекс зевал, едва не свихивая челюсть.

– Пора спать, хотя сейчас и каникулы.

Они для порядка посопротивлялись.

– Скажите папе спасибо за поездку.

Они по очереди подошли поцеловать его, а он попросил их хорошо себя вести и слушаться меня. Дети переглянулись, и я догадалась, что они с отцом заключили тайный договор.

– Когда мы тебя увидим? – поинтересовался Алекс.

– Скоро, малыш. Очень скоро.

– Отлично.

Роми, спотыкаясь, добрела до меня, подняла с дивана и потащила за собой, чтобы я ее уложила. Самюэль тихонько засмеялся и знаком попросил не беспокоиться о нем.

Укладывание принцессы затянулось, мне не удалось уйти, пока она не заснула. Потом я заглянула к Алексу, который уже блаженно спал, и вышла к Самюэлю. Он сидел на диване на террасе.