Последнее прибежище негодяя - Галина Владимировна Романова

Саша до сих пор помнит взгляды нескольких десятков пар глаз, устремленных на нее. До сих пор помнит страх, изумление, злорадное наслаждение, с которым на нее смотрели некоторые. И, конечно, помнит сожаление и брезгливость, с которыми на нее смотрел Горячев, не пытавшийся тогда заслонить ее собой от этих страшных взглядов.

Если бы не Соседова, выпроводившая ее в отпуск со словами, что не верит ни черта в ее виновность, Саше бы тогда очень худо пришлось. Очень!

– Горячев, когда ты был в моем дворе днем? Когда Ломов преграждал тебе дорогу своим автомобилем, который называется «Газель»?! – она почти не замечала, что говорит очень громко и неприлично подозрительно: – Зачем ты был тут днем, Саша?! Когда?!

Она не должна была, не имела права повышать на него голос. Тем более подозревать в чем-то. Но погиб ее дед! И вместе с ним еще два человека! А она не знала, что думать, что делать и кому верить.

Она бы, может, никогда не позволила себе ничего такого, если бы не тот давний Сашин взгляд, заведомо не верящий и обвиняющий ее в страшном проступке. Недоверие стремительно пускало корни в ее сердце, оно, как ядовитый плющ, обвивало каждый нерв.

– Я приезжал, да, приезжал. На днях. Точно не помню: среда, четверг, понедельник. – Горячев стремительно поднялся, чуть подпрыгнул, натягивая штаны, застегнулся, потянулся за ремнем.

– Ко мне?! – Саша округлила глаза. – Но я все время была дома. Ко мне никто…

– Я приезжал не к тебе. К твоему деду, – признался он нехотя, с сожалением рассматривая широкую прореху на планке рубашки, где оторвались подряд две пуговицы.

– К моему деду?! – ахнула Саша и без сил опустилась прямо на пол возле окна. – Но зачем?!

– Ну… – Горячев замялся, попытался как-то свести рубашку на животе, в том месте, где не осталось пуговиц, после нескольких неудачных попыток снял ее и швырнул на кровать со злостью. – Хотел попросить у него твоей руки и сердца. Он же старомодным стариком был. Вот я и решил начать с него, а потом уже…

– Что тебе сказал мой дед?

– Ничего толком не сказал. Разговора не получилось! Он захлопнул дверь у меня перед носом! – огрызнулся Горячев и шлепнул себя по животу ладонями: – Вот как я теперь пойду?!

Саша обхватила голову руками, принявшись раскачиваться, будто пыталась убаюкать разраставшуюся в душе панику.

Он врет! Бессовестно врет! Дед ни словом не обмолвился о его визите. А он никогда от нее ничего не скрывал. Никогда! Дед часто мучил ее ненужными подробностями своих походов по магазинам. И почти всегда вечерами рассказывал ей, как провел день. Что делал, с кем встречался и о чем говорил. Так было каждый день. Исключений не случалось! Дед не рассказывал ей о том, что к нему приходил Горячев просить ее руки и сердца. Если только это не было в день его смерти. Если только дед не успел этого сделать…

– Ты был у него вчера?! – Саша взглянула на него снизу вверх.

– Ну… Нет, не вчера, не помню. – Горячев упорно не хотел на нее смотреть, не сделал попытки поднять ее с пола. – Не помню, в какой день. Саша, прекрати на меня так смотреть!

– Как?! Как ты на меня смотрел в тот день, когда мне подбросили диск с информацией?! – Она с трудом поднялась, прошла на слабых ногах мимо него в коридор, распахнула дверь и громко крикнула: – Горячев, поди вон!

Он появился через мгновение. Злой, растрепанный, в распахнутой на груди рубашке. Обулся, глянул на нее и вдруг полез в карман брюк:

– А как же это, Сашок?

На его ладони лежала крохотная бархатная коробочка темно-синего цвета. Он распахнул ее. Большущей слезой сверкнул камешек.

Кольцо! Красивое, кажется, дорогое. Дорогое, долгожданное.

– А как же это?! – повторил Горячев потерянно, приваливаясь к стене рядом с распахнутой настежь дверью. – Ты так же, как твой дед, громко хлопнешь дверью у меня перед носом?!

Вот лучше бы он этого не говорил! Вот не сказал бы, кто знает, как бы она себя повела. Может, и смягчилась, может, обняла его, разревелась и дала согласие. Но стоило ему так сказать…

– Уходи, Саша. – Она отступила в сторону, чтобы выпустить его на лестничную клетку, не прикоснувшись. – Уходи!

– Идиотка! – буркнул он и ушел.

Саша вернулась в спальню, упала прямо в одежде на развороченную постель и разрыдалась, зарывшись лицом в подушку.

Она не видела и видеть не могла, как мчался Горячев до своей машины. Как старательно сводил края рубашки на животе и как нервно улыбался любопытным взглядам, устремленным на него. Выдохнул лишь, когда нырнул на водительское сиденье своей машины.

Внутри было душно и жарко, он тут же взмок. Понюхал подмышки, брезгливо поморщился. Он не принял душ после секса, как обычно. Эта неврастеничка выставила его. Выставила с обручальным кольцом! С ума сойти можно! Его, Горячева Александра, удачливого, красивого, перспективного! Выставила! С обручальным кольцом! Он потратил на него целое состояние, когда выбирал, а она даже на него не взглянула. Идиотка!

Потом он бежал до машины, опять же, из-за нее. Ее руки рвали на нем рубашку. Благодаря ее стараниям от нее отлетели сразу две пуговицы. Дворовые сплетницы с большим интересом рассматривали его загорелый живот. Догадливо ухмылялись. Твари!

Горячев поморщился, как от боли. Резкий запах пота его нервировал. От него всегда пахло прекрасно. Покойная Сонечка закатывала глазки, восхищаясь его ароматом. Понюхала бы его теперь, не пропади она так бездарно.

Горячев повернул ключ в замке зажигания, направил на себя струю пока еще теплого воздуха из кондиционера. Подождал минуту, стало чуть прохладнее.

– Идиотка! – с чувством повторил он и полез за телефоном.

Номер, который он набрал, был последним в строке вызовов. Имени не было. Было всего лишь три цифры – шестьсот шестьдесят шесть. Знак дьявола, зловещий, ужасающий, не дающий никаких надежд на снисхождение. Горячев его и не ждал.

Ответили ему почти сразу.

– Что? – спросили Горячева вместо того, чтобы поздороваться. Такие формальности не особо приветствовались.

– У меня проблемы. – Саша часто задышал, будто только что вернулся с ежедневной пробежки.

– И?

– На магазине камера наружного наблюдения настоящая.

– Да ладно! Не верю!

Тихий мерзкий хохоток прошил Горячеву мозг огненной строчкой. Тело снова сделалось липким от пота, невзирая на то что в машине прочно установилась температура в семнадцать градусов.

– Совершенно точно. Записи сегодня изъял следак. За всю минувшую неделю. – Последнее слово еле выползло сквозь сузившееся от страха горло. – Моя задница там точно засветилась!

– Так… Так… Так…