Фиеста в Кала Фуэрте - Розамунда Пилчер

Хуанита на кухне кипятила в чайнике воду для кофе.

— Buenos dias, Juanita.

Она с улыбкой обернулась.

— Buenos dias, señor.

Джордж решил действовать напрямую.

— Ты не разбудила сеньориту, когда брала из колодца воду?

— Нет, сеньор, она спит, как дитя.

Джордж пристально поглядел на Хуаниту. В ее голосе слышались лирические нотки, глаза излучали нежность. Вот уж чего Джордж меньше всего ожидал! Он даже не успел рассказать историю о приехавшей его навестить кузине, а Хуанита уже растаяла... почему?

— Ты... поднималась наверх?

— Si, señor, я пошла взглянуть, не проснулась ли она. — И добавила с мягким упреком: — А почему вы мне никогда не говорили, что у вас есть дочь?

Джордж нащупал сзади спинку тахты и сел.

— Я тебе никогда не говорил? — тупо переспросил он.

— Нет, ни словечка. А тут утром, когда я проходила через Кала Фуэрте, Мария сказала, что дочь сеньора в Каса Барко... я ей не поверила. Но это правда.

Джордж прочистил горло и сказал с напускным равнодушием:

— Тебе сказала Мария. А Марии кто сказал?

— Томеу.

— Томеу?

— Si, señor. Таксист, с которым она приехала, полдня просидел у Рудольфо в баре. Он и сказал Розите — она там работает, — что привез в Каса Барко дочку сеньора Даера. Розита, когда пришла покупать стиральный порошок, сказала Томеу, а Томеу сказал Марии, а Мария сказала Хуаните.

— И всей остальной деревне, чтоб мне провалиться... — пробормотал Джордж по-английски и мысленно проклял Селину.

— Señor?

— Нет, ничего, Хуанита...

— Вы что, не рады, что к вам приехала дочка?

— Рад, конечно.

— Я не знала, что вы были женаты.

Джордж, секунду поколебавшись, сказал:

— Ее мать давно умерла.

Хуанита в отчаянии всплеснула руками.

— Ах, какое горе, сеньор! А кто же воспитывал сеньориту?

— Бабушка, — сказал Джордж, гадая, как далеко он зайдет в своих стараниях утаить правду. — Скажи, Хуанита... Рудольфо знает, что... что сеньорита — моя дочь?

— Я его не видела, сеньор.

Чайник вскипел, и Хуанита налила воду в глиняный кувшин, в котором он научил ее заваривать кофе. Запах был упоительный, но Джорджа ничего не радовало. Хуанита прикрыла кофейник крышкой и сказала:

— Она очень красивая, сеньор.

— Красивая? — переспросил Джордж с искренним удивлением.

— Конечно, красивая. — Хуанита вынесла поднос на террасу. — И нечего передо мной прикидываться.

Джордж сел завтракать. Апельсин, сладкий хлеб — ensamada — и целый кофейник кофе. Хуанита, неслышно ступая, ушла в дом, где, по-видимому, занялась уборкой. Потом вышла на террасу с тазом, полным каких-то вещей.

— Сеньорита вчера во время грозы насквозь промокла, и я сказал, чтобы она бросила одежду на пол в ванной.

— Si, señor, я ее там и нашла.

— Постарайся побыстрей привести все в порядок. Ей больше нечего надеть.

— Si, señor.

Пройдя мимо Джорджа, Хуанита спустилась по ступенькам в свою крохотную прачечную, где регулярно стирала простыни, носки и рубашки, кипятя воду в огромном баке и пользуясь куском мыла, который по своим размерам и твердости больше смахивал на кирпич.

Первым делом надо было поговорить с Рудольфо. Проходя через дом, Джордж поглядел на антресоли, но оттуда не доносилось ни звука. Мысленно проклиная свою гостью, но опять не решившись ее разбудить, он вышел наружу и — не дав себе труда открыть дверь гаража и вывести машину, — отправился в деревню пешком.

Вскоре он об этом горько пожалел. По пути в гостиницу «Кала Фуэрте» не меньше семи человек поздравили его с приездом дочки. При каждой очередной встрече Джордж ускорял шаг, давая понять, что очень спешит; при этом он делал вид, что охотно бы остановился и обсудил радостное событие, но, к сожалению, время не позволяет. Наконец, запыхавшийся и вспотевший, с ощущением, что его заманили в ловушку, он добрался до бара Рудольфо и, раздвинув занавеску на двери, спросил, даже не переведя дух:

— Можно войти, Рудольфо?

Рудольфо перетирал стаканы за стойкой бара. Увидев Джорджа, он замер и расплылся в улыбке.

— Джордж, дружище!

И, поставив стакан на стойку, шагнул ему навстречу с распростертыми руками. Джордж посмотрел на него с опаской.

— Уж не собираешься ли ты мне врезать?

— Это ты должен меня ударить. Но я ничего не знал. Розита только сегодня утром сказала, что сеньорита — твоя дочь. Почему ты вчера молчал? Я понятия не имел, что у тебя есть дочка. Да еще такая красавица...

— Рудольфо, произошло недоразумение...

— Это моя вина. Но как ты мог подумать, что я откажусь помочь старому другу и его дочери?

— Но...

Рудольфо поднял руку.

— Никаких но. Конечно, шестьсот песет на дороге не валяются, но я не разорюсь.

— Рудольфо...

— Дружище, если ты еще скажешь хоть слово, я подумаю, что ты меня не простил. Иди сюда, выпьем по рюмочке коньяка...

Это было ужасно: Рудольфо отказывался выслушать правду, а принуждать его Джордж не собирался и потому только невнятно пробормотал:

— Я бы предпочел кофе...

Рудольфо пошел на кухню, чтобы отдать необходимые распоряжения, а Джордж взгромоздился на высокий табурет у стойки и закурил. Когда Рудольфо вернулся, он сказал;

— Ты получишь свои деньги. Мы дадим телеграмму в Лондон...

— Для этого тебе придется поехать в Сан-Антонио.

— Что ж, поеду. Как ты думаешь, когда может прийти перевод?

Рудольфо пожал плечами.

— Дня через два-три. А то и через неделю. Неважно. Я могу подождать.

— Ты славный малый, Рудольфо.

— Но я страшно обозлился. Ты знаешь, со мной такое бывает.

— И все равно я тебя люблю.

Кофе принесла Розита, невольная виновница случившегося. Джордж смотрел, как она ставит на стол крошечные чашечки, и думал о том, что в такую историю влипать ему никогда не приходилось. А еще он подумал — с легким замиранием сердца, — что теперь отпадает нужда просить Рудольфо еще об одном одолжении. Поскольку Селина — его дочь, незачем ее устраивать в гостиницу «Кала Фуэрте».

Селину разбудила Пёрл. Она где-то охотилась всю ночь и теперь, утомившись, искала удобное местечко, чтобы поспать.

Вернувшись в Каса Барко через террасу, кошка легко поднялась по лестнице на антресоли и бесшумно вспрыгнула на кровать. Селина открыла глаза и увидела перед собой белую усатую мордочку. Ярко-зеленые с черными зрачками глаза Пёрл так и светились от удовольствия. Она скомкала простыню, устраивая себе гнездышко, прижалась всем своим мягким пушистым тельцем к Селине и заснула.