Глубокие раны - Неле Нойхаус

Его сердце колотилось, и он отступил несколько назад, когда услышал шаги с другой стороны двери. Затем дверь распахнулась. От взгляда Катарины у него опять перехватило дыхание. На ней было розовое льняное платье и белый жакет, черные блестящие волосы густыми локонами падали ей на плечи, а длинные ноги были загорелыми.

— Привет, дорогая. Как дела? — Томас Риттер заставил себя улыбнуться и подошел к ней. Она смерила его холодным взглядом сверху донизу.

— Дорогая, — повторила она язвительно. — Ты хочешь надо мной поиздеваться?

Как прекрасно, что она есть, пусть даже такая дерзкая. Но именно это делает ее очаровательной. С испугом Риттер подумал о том, не могла ли Катарина узнать о них с Марлен, но потом отогнал эти мысли. Уже несколько недель она была то в издательстве в Цюрихе, то на Майорке и не могла это узнать.

— Заходи, — Катарина повернулась, и Томас последовал за ней через просторную квартиру наверх, на террасу, располагавшуюся на плоской крыше.

У него пронеслось в голове, что Катарина, наверное, очень развеселилась бы, если бы узнала, что он сделал. В отношении семейства Кальтензее они были едины в своей одержимости мести. Но ему было не по себе при мысли о том, что они вместе с Катариной будут насмехаться над Марлен.

— Ну, — Катарина разговаривала стоя, не предложив сесть и ему, — насколько ты продвинулся? Мой шеф постепенно теряет терпение.

Риттер замялся.

— Я недоволен первыми главами, — сказал он. — Мне порой кажется, будто Вера появилась в 1945 году во Франкфурте из пустоты. Нет ни старых фотографий того времени, ни семейных документов — просто ничего! Пока вся рукопись читается как обычная биография известной личности.

— Ты ведь сказал мне, что у тебя еще есть крутой источник. — Катарина Эрманн сердито наморщила лоб. — Почему у меня такое чувство, что ты меня водишь за нос?

— Это не так, — ответил Риттер мрачно. — Действительно не так! Но Элард каждый раз избегает меня и просит сказать, что его нет на месте.

Сияющее голубое небо над старым городом Кёнигштайна покрылось облаками, но Риттер не мог по достоинству оценить потрясающий вид с крыши-террасы Катарины на руины крепости на одной стороне и на виллу Андрэ на другой стороне.

— Твой источник — Элард? — Катарина покачала головой. — А ты не мог мне это раньше сказать?

— Что бы это изменило? Ты думаешь, он скорее что-то скажет тебе, нежели мне?

Катарина Эрманн окинула его взглядом.

— Как и всегда, сказала она наконец. — Довольствуйся тем, что я тебе рассказала. Это тоже достаточно взрывной материал.

Риттер кивнул и закусил нижнюю губу.

— У меня, правда, еще одна небольшая проблема, — сказал он смущенно.

— Сколько тебе нужно? — спросила Катарина с неподвижным лицом.

Риттер помялся некоторое время и вздохнул.

— Пять тысяч закрыли бы самые большие прорехи.

— Я дам тебе деньги, но только при одном условии.

— При каком?

Катарина язвительно улыбнулась.

— Ты закончишь книгу в ближайшие три недели. Она должна выйти не позднее начала сентября, когда моя близкая подруга Ютта будет выставляться основным кандидатом.

Три недели! Томас Риттер подошел к парапету террасы. Как его только угораздило попасть в это идиотское положение? Его жизнь была в полном порядке до того момента, пока ему в приступе мании величия не изменил здравый смысл. Когда он рассказал Катарине о своей идее написать разоблачительную биографию о Вере, он не предполагал, какой восторг это вызовет у нее — некогда лучшей подруги Ютты Кальтензее.

Катарина не могла простить ей того, как хладнокровно та избавилась от нее тогда; она страстно жаждала мести, хотя в этом не было никакой нужды. Ее кратковременный брак со швейцарским издателем Беатом Эрманном оказался более чем выгодным; старик года через два после свадьбы со своей лучшей сотрудницей, сильно переоценив свои физические возможности, умер от инфаркта, занимаясь с ней любовью, и Катарина унаследовала все: его имущество, недвижимость и издательство. Но жало обиды на Ютту из-за ее вызванной ревностью интриги, очевидно, засело глубоко. Катарина разожгла аппетит Томаса Риттера перспективой миллионного гонорара, который принесет скандальная биография одной из самых знаменитых женщин Германии в современной истории. И из-за этого он потерял все, что для него было так важно: работу, престиж, будущее. Вера узнала о его намерении и вышвырнула вон. С тех пор он был изгоем в обществе, жил в большей или меньшей степени на деньги Катарины, занимался работой, которую презирал всем сердцем, и собственными силами не мог выйти из этой ситуации. Идея тайного брака с Марлен, которая — в его слепой жажде мести — показалась ему такой блестящей, оказалась, между тем, очередной ловушкой, в которую он попался по своей глупости. Иногда Томас вообще не знал, кому и что он может сказать.

Катарина подошла к нему.

— Я каждый день должна выдумывать все новые предлоги, почему ты, наконец, не сдаешь эту проклятую рукопись, — сказала она резко, чего он раньше в ней не замечал. — Они хотят, в конце концов, увидеть результаты того, за что мы тебе уже несколько месяцев отстегиваем бабки.

— Через три недели ты получишь законченную рукопись, — пообещал поспешно Томас. — Я должен немного изменить вступление, потому что не нашел то, на что рассчитывал. Но история с Ойгеном Кальтензее достаточно острая.

— Я надеюсь, что для тебя все завершится удачно, — Катарина наклонила голову. — И для меня тоже. Хотя это издательство принадлежит мне, я, тем не менее, должна отчитываться перед своими деловыми партнерами.

Томасу удалось изобразить искреннюю улыбку. Он полностью осознавал, насколько привлекательна была его внешность и какой эффект он может производить. Опыт подсказывал ему, что в нем было нечто, что заставляло женщин боготворить его. Красавица Катарина не была исключением.

— Иди сюда, дорогая. — Он облокотился на парапет и протянул к ней руки. — Давай поговорим о делах позже. Я по тебе соскучился.

Еще некоторое время она поломалась, затем перестала сопротивляться и тоже улыбнулась.

— Речь идет о миллионах, — напомнила она ему, понизив голос. — Наши юристы нашли возможность обойти судебный запрет, издав книгу в Швейцарии.

Риттер скользил губами сверху вниз по ее тонкой шее и вдруг отчетливо ощутил порыв чувства, зарождающегося в его подчревной области, когда она требовательно прижалась к нему. После скучного традиционного секса с Марлен его возбуждала мысль о грубоватой безудержности, с которой Катарина умела довести его до границ его рассудка.

— Кроме того, — пробормотала она, расстегивая его ремень, — я сама поговорю с Элардом. Он мне еще никогда ни в чем не отказывал.

— Вы заметили ее реакцию, когда упомянули это число? — спросила Пия, когда они с Оливером ехали из Мюленхофа в Хофхайм, в комиссариат. Все время она размышляла о том, что именно увидела на какое-то мгновение в лице Веры Кальнензее. Страх? Ненависть? Испуг? — И как она разговаривала со своим сыном. Так… властно.