Продавщица - Стив Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоны прекратились, и опять в доме безмолвие. Мирабель сидит в кресле и видит свою парку, которая свалилась с изножья кровати на пол. Она достает визитку Доббса. Подходит к спальне родителей, кладет крохотный прямоугольник на порог. Затем потихоньку ускользает в свою комнату.
Полгода пролетают незаметно, Рэй и Мирабель живут во временном, утлом раю — он прилетает и улетает, навещает ее, водит в изысканные рестораны, затем отвозит к себе, иногда спит с ней, иногда нет. Иногда он отвозит ее к ней домой и говорит «спокойной ночи». Она не любит заниматься сексом, когда у нее месячные. Когда у нее депрессия, секс иногда нагоняет на нее мрачность и в такие дни, пока они это пережидают, возникает неуклюжая семейственность. Он отмечает, что у нее проскакивают выражения, которые не выветрились с детства, вроде — «лодырюга», «засоня», «ранняя пташка» — и это попеременно то развлекает, то раздражает его. Для нее отложена персональная зубная щетка. Поскольку его дом ближе к «Ниману», она часто ночует у него, прихватывая ридикюль-переросток со сменой одежды, чтобы ехать на работу прямо оттуда. Когда он фантазирует о сексе, то представляет только ее.
Однажды на автоответчике Мирабель возникает сообщение от Рэя — он в городе и приглашает ее на одно мероприятие в Нью-Йорке в следующем месяце, и, да, ей потребуется платье, так что пройдемся-ка по магазинам. Он везет ее в Беверли-Хиллз в один из ее скользящих выходных, и они проводят эротический день в «Праде», выбирая подходящий наряд. Рэй мельком видит, как она переодевается за тонкими ширмами, и когда они приезжают домой и она примеряет платье, он набрасывается на нее, как бык. Следующие несколько дней Мирабель планирует поездку, договаривается со всеми, чтобы отпроситься с работы, а про себя считает, сколько еще дней до отъезда.
Рэю Портеру не верится, что она может столько плакать, и он хотел бы взять назад свои слова. Но она держит письмо в руках — кое-как, — вот она роняет его на кровать и отворачивается, чтобы не видеть. Понурив голову, она всхлипывает как дитя. Он написал ей письмо, потому что хотел сказать ей это вкратце, не хотелось запинаться и оправдываться, не хотелось увиливать на середине фразы и оттягивать разговор из-за того, что у нее ранимый взгляд. Но она же хотела знать; она просила, чтобы он ей сказал, и, кажется, всерьез. Так что он вручил ей письмо собственноручно, когда они присели у него в спальне в начале вечера, которому тут же пришел конец, на несколько часов раньше обычного.
Дорогая Мирабель,
Я полагаю, что единственный способ это сказать, это — сказать: я переспал с другой. Это не было романтично или интимно, и я не провел с той женщиной всю ночь.
Я говорю это тебе, не чтобы тебя ранить, и я говорю это, не потому, что я хочу, чтобы наши отношения изменились. Я говорю тебе это лишь потому, что ты попросила меня так сделать. Я надеюсь, что ты найдешь в себе способность понять меня. Прости.
Рэй
Едва Мирабель отворачивается от него, он быстро хватает письмо и забрасывает в ящик стола, чтобы не видеть вещественного доказательства того, что совершил. Для нее письмо воплощает ужас, и Рэй правильно делает, что убирает его с глаз долой. Он спорил сам с собой два часа, летя в Лос-Анджелес. Говорить ей или нет? Но ведь она же его просила сказать. Наверное, просила всерьез. Плюс это же была не любовь; это была ебля. Плюс она же его просила сказать. Он думал, что это новая феминистическая фишка, которую как человек чести он обязан уважать; а если он не уважит, то он свинья. Что он, на самом деле, поступает хорошо, сказав ей; никто не сможет бросить в него камень. Но каким бы ни был ход его мысли, что бы он себе ни втолковывал, ответ получился неверный. Потому что его логика основывается не на понимании ее сердца, он продолжает ошибаться в Мирабель.
Мирабель не задает никаких вопросов. Она встает и, волоча за собой свитер, плетется по коридору как пьяная, Рэй не знает, как вести себя с этой девушкой. Будь она хотя бы практична, он бы вел себя практично, но Мирабель на первой стадии — девочка, чью душу только что перевернул тот, кому она доверяла. Она лепечет отказ от предстоящей поездки в Нью-Йорк на выходные. Он провожает ее до машины и смотрит, как она отъезжает. На следующий день он улетает в Сиэтл.
Рэй выжидает день, затем звонит ей как раз в тот момент, когда он знает: она будет входить в дверь.
— Как ты?
— Нормально, — отвечает она детским голоском.
— Хочешь поговорить об этом?
— Хорошо, можно я тебе перезвоню?
— Ага.
Они вешают трубки. Мирабель кладет вещи, снимает тонкую ветровку «Гэп» и выпивает немного воды. Она весь день была в полуобмороке. Она больше не хочет с ним разговаривать никогда, и все же довольна, что он позвонил. Ей надо поговорить с другом, с союзником о Рэевом проступке, но ее единственный друг — Рэй. Она проходит в спальню и набирает код 206.
— Рэй?
— Положи трубку, я перезвоню.
— Ага.
Это финансовый ритуал. Когда она ему звонит по междугородной линии, они кладут трубки, и он перезванивает, чтобы ей не пришлось платить за разговор.
— Тебе лучше? — говорит он.
— Мне немного лучше, — говорит она, не понимая, о чем это он.
— Может быть нам увидеться?
— Не думаю. Я сдала билет на Нью-Йорк. Это ничего? Я хочу съездить в Вермонт навестить родителей.
Мирабель едет к родителям не за утешением. Ни мать, ни отец ей не посочувствуют, ведь она едва ли сможет им объяснить ситуацию, тем более что ее отец повинен в том же деянии. Но ее приласкают ее комната, ее вещи.
— Само собой. Конечно, — говорит Рэй.
Разговор кое-как продолжается, и Рэй говорит, что ему очень жаль, что он ее обидел. И это — правда, но в душе он не понимает, как мог бы повернуть дело иначе. Он решительно настроен не полюбить Мирабель — она ему не ровня. Он знает, что он ее использует, но не может остановиться. И как бы сильно они друг друга ни хотели, несовпадение целей заводит их в патовое положение, и их отношения не могут продвинуться вперед даже на тот минимум, который необходим, чтобы их сохранить. Они кое-как прощаются, Рэй — понимая, что это еще не конец, а Мирабель — не думая ни о чем, кроме своей теперешней боли.
Лиза пронюхала о вылазке Мирабель в «Праду». Для Лизы «Прада» — это все-про-все и все-подряд любого ухаживания. Эта изысканная одежда не просто дорога — она узнаваема. Платье от «Прады» — это платье от «Прады» и навсегда останется платьем от «Прады». Особенно — новое платье от «Прады». Новое платье от «Прады» означает, что покупка недавняя, что потрачены свежие деньги и платье от «Прады» на Лизе знаменовало бы, что у нее крупный улов. Это показало бы, что она подцепила деньги, и ее мужчина провел с ней достаточно времени, чтобы отвезти ее в Беверли-Хиллз, дождаться, пока она перемеряет все, что ни есть, и беспечно швырнуть кредитку на прилавок, даже не взглянув на ценник.