Цепь Грифона - Сергей Максимов

В экранизации классики Лина не раз видела, как кавалеры по-буржуазному целуют дамам руки. Именно так Суровцев взял её руку и, как в каком-то фильме, поцеловал. Ничего похожего, происходящего с ней самой, она и вообразить не могла. В жизни это оказалось совсем не так, как выглядело на экране и на сцене. Волнение в какие-то секунды заполнило её, как не заполняло никогда прежде и при более откровенных поцелуях с молодыми людьми. Но что было самое ужасное, так это то, что генерал заметил её волнение. И от этого краска смущения стала заливать ей лицо.

– Вот те раз! – воскликнул генерал. – Я и думать забыл, что поцеловать руку комсомолке – всё равно что нанести ей оскорбление. Простите, сударыня.

Он только сейчас сообразил, что он, вероятно, был первым в её жизни мужчиной, поцеловавшим ей руку.

– Ничего-ничего, когда-нибудь, глядишь, это вернётся в русскую жизнь. Вы уж не обессудьте за старорежимные замашки. Иногда прорывается, – неуклюже попытался оправдаться Сергей Георгиевич.

Делорэ лично встретил гостей. Их было трое. Два пожилых подтянутых генерала – ровесники самого Михаила Ивановича. И ещё такой же пожилой военный, но почему-то в звании комдива. Всем троим за шестьдесят лет. Разделись они в полуподвальном, цокольном этаже особняка. Теперь, поднявшись по лестнице, важно входили в столовую.

Лина невольно улыбнулась – на форменных галифе у присутствующих мужчин, за исключением комдива, были генеральские лампасы. Такого количества генералов одновременно она ещё никогда не видела.

– А это, извольте видеть, мой и ангел-хранитель, и он же змей-искуситель. А ещё и заместитель мой – Сергей Георгиевич Суровцев.

– Суровцев, – поочерёдно представился гостям Сергей Георгиевич.

– Иван Платонович Граве. Алексей Алексеевич Игнатьев, – представлял в свой черёд пришедших генералов Делорэ. – Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, думаю, вам представлять не надо, – кивнул он на комдива с одним ромбом в петлицах.

– Мы знакомы? – удивился Бонч-Бруевич.

– Так точно, Михаил Дмитриевич, – сдержанно ответил Суровцев.

– Столько лиц, столько людей! Память, знаете ли, уже не та, – улыбаясь, то ли извинился, то ли не пожелал узнавать Суровцева бывший начальник контрразведки русской императорской армии.

Делорэ в этой компании оказался самым низким по росту. Тогда как Суровцев и гости были примерно одного роста. «Выше среднего» – значилось бы в перечне их личных примет. Было в их внешности и то всегда уловимое, но труднообъяснимое качество, которое всякий по-своему толкует в пределах понятий «аристократичность» и «порода». И, конечно, ничем не истребимая военная выправка.

Генералы обменялись рукопожатиями. Иван Платонович Граве обладал красивыми, умными, проницательными, грустными глазами. «В молодости, наверное, он был розовощёким», – почему-то подумалось Суровцеву. Аккуратная бородка клинышком военного интеллигента. Небольшие, но сильные ладони, смолоду всегда что-то мастерившие, моделирующие, смешивающие химические реактивы. Кого-то он ему напоминал. Но кого именно, Сергей Георгиевич вспомнил не сразу. После недавнего тюремного заключения и напряжённой работы последних военных месяцев Граве был усталым, сдержанным и молчаливым. Но всё же рядом с другими гостями он казался человеком более простым. Даже, пожалуй, простодушным. Что совсем не соответствовало его внутренней сути.

Имя его было широко известно среди военных инженеров-изобретателей всего мира. С другой стороны, ещё с 14 июля 1916 года сама личность его стала государственной тайной и объектом интереса разведок разных стран. В этот день преподаватель артиллерийской академии полковник Граве испытал первый реактивный снаряд на основе пироксилиновой шашки из бездымного пороха – прототип твёрдотопливной ракеты. В инженерных академиях всего мира уже изучали его работы. А книга «Баллистика полузамкнутого пространства» уже в этом, 1942 году была выдвинута на Сталинскую премию первой степени. Но во всём мире не знали: жив ли он? Не знали о его службе в Красной армии. Не знали, что этот человек был одним из тех, кто обосновал теоретически и довёл до боевого применения самое грозное оружие нынешней войны – миномётные установки залпового огня БМ-13, уже получившие своё фронтовое имя – «катюша».

Алексей Алексеевич Игнатьев был всё же чуть выше среднего роста. Его, как и другого знаменитого Алексея – Алексея Толстого, иногда за глаза, а то и открыто называли «красным графом». Граф Игнатьев перешёл на сторону советской власти будучи генерал-майором русской дореволюционной армии, находясь в должности русского военного атташе во Франции. В отличие от простого в общении Граве и сдержанного Бонч-Бруевича держался Игнатьев с большим достоинством. Порой он казался даже человеком напыщенным. Руки этого человека не ведали физической работы, и аристократичные, длинные пальцы придавали совсем даже не военное изящество его жестам. Игнатьев тоже оставил после себя книгу. Называется она «50 лет в строю». Кто-то, и уж ни Суровцев ли, по этому поводу язвительно и злоречиво добавил: «И ни дня в бою»…

В отличие от своих спутников Бонч-Бруевич перешёл на сторону советской власти в звании генерал-лейтенанта. Сейчас, пребывая в звании комдива РККА, он был явно не расположен к открытому и свободному общению.

Делорэ знал всех троих гостей много лет. Поэтому чувствовал себя более уверенно. На правах руководителя и хозяина распорядился:

– Вы, Сергей Георгиевич, сформулировали окончательные положения – вам и докладывать. А вас, товарищи генералы, прошу присаживаться.

Бонч-Бруевич заметно вздрогнул. Лине опять сегодня казалось, что эти генералы попали в нынешнюю жизнь из кино или театра. Она, наверное, даже не удивилась бы, если они обращались друг к другу с дореволюционным обращением «ваше превосходительство». Это в их устах было бы более уместно, чем принятое теперь «товарищ генерал».

– Товарищи генералы, перед вами экземпляры проекта введения новых знаков различия в Красной армии, – выкладывая на стол бумаги, начал совещание Сергей Георгиевич. – А если быть точным, то перед вами проект восстановления традиций русской армии в самом ярком и зримом проявлении. Речь идёт о возвращении в военную форму погон. Можно сказать, что мы говорим о реабилитации погон. И не только. Прошу ознакомиться с первой частью этого документа.

Вновь прибывшие генералы и комдив с изумлением и даже с испугом взглянули новыми глазами на Суровцева. Смущало их и присутствие Лины, облачённой в форму сотрудника государственной безопасности. Точно ожидая объяснений, они перевели свои взгляды на Делорэ. Казалось, спрашивали: «Не провокация ли всё здесь происходящее? И кто, собственно говоря, этот неизвестный и достаточно молодой генерал?»

– Вы не ослышались, – улыбаясь, проговорил Делорэ. – Речь пойдёт о восстановлении исторической справедливости. А именно о возвращении нашему воинству славных погон русской армии.

– А позвольте спросить, чем вызван тот факт, что именно мы должны ознакомиться с этими документами? – с опаской кивнул на свой экземпляр бумаг генерал Игнатьев.