Млечный путь - Марина Серова

Он полез в стол, достал целую стопку бумаг и папок и потряс ею передо мной.

– И все эти дела – реальные убийства. Их нужно раскрывать в первую очередь. А людей у меня не хватает: сезон отпусков начался. Сам я только над писаниной провожу больше полдня. И за каждое нераскрытое дело нагоняй получаю тоже я, потому что оставлен здесь за старшего. А Вероника Вересаева, слава богу, жива. Может, и не умрет, тогда вообще не надо будет ничего раскрывать. Придет в себя – и все расскажет. Что же я раньше времени-то буду тратиться на это дело? Нет, мы, конечно, работаем, работаем! Проверку провели, все осмотрели, всех опросили… В больницу я звоню регулярно, интересуюсь. Но…

– Я вас прекрасно понимаю, – кивнула я. – Но у меня ситуация другая.

– А вас что же, наняли, так сказать, расследовать, кто ее ударил? – посмотрел мне в лицо Арсентьев. – Родители, что ли?

– Нет, не родители. Меня вообще наняли в связи с другим делом, а оно пересеклось с этим.

– Вот как? – протянул Арсентьев, но в его голосе я не уловила желания выяснить подробности дела, которое я взялась расследовать изначально. У него-то не было этого дела, у него было лишь происшествие с Вероникой, по которому он уже провел работу какую мог. Я отметила, что Арсентьев за годы работы в убойном отделе порастратил первоначальный азарт. Он уже не стремился раскрыть все преступления на свете, не рвался так активно в бой. Его интересовало лишь то, что стояло в плане. И этого было предостаточно.

– Ну, хотя бы какие-то предположения у вас есть? – спросила я.

– Есть, – кивнул Арсентьев. – Я думаю, что она ударилась при падении. Кстати, вся обстановка в комнате обследована, следы взяты на анализ… Может быть, и обнаружится где-нибудь кровь. На мебели, я имею в виду, потому что на полу ее и так было предостаточно.

– Вероника лежала на спине? – спросила я.

– Да, на спине, – подтвердил Арсентьев. – А рана на затылке. Думаю, что она ударилась головой не то о косяк, не то о стол. Словом, не исключена и такая вещь, как несчастный случай.

– А ссадины на запястьях откуда?

Арсентьев помолчал, посопел, потом произнес:

– Врачи сказали, что в крови у нее обнаружена приличная доза алкоголя. Так что могла и покорябаться. Может, пыталась ухватиться за что-то, когда падала. Попутно оцарапалась.

– Обоими запястьями? До синяков? – недоверчиво покосилась я на Арсентьева.

– Ну, не знаю. Но могла и сама упасть! – упрямо повторил он.

– Странно, что на спину, – задумчиво проговорила я. – Ну что ж… Картина хоть как-то прояснилась. По крайней мере, понятно, что она не собиралась покончить с собой.

– Нет, – покачал головой Арсентьев. – Ну, или только это новый случай в практике суицида…

– Рада, что вы сохраняете чувство юмора в таких сложных обстоятельствах, – похвалила я капитана, который обычно не был склонен шутить, а тем более удачно. – Спасибо за сотрудничество. И еще: держите меня в курсе, пожалуйста. Относительно состояния Вероники Вересаевой. Ну, и если вдруг что-то выяснится новое.

– Обязательно, – серьезно ответил Арсентьев. – До свидания.

* * *

Итак, либо попытка убийства, либо несчастный случай. И еще: Вероника выпила спиртное, причем много. И днем… Когда я с ней разговаривала утром, она была совершенно трезвой. Да и вообще не произвела впечатления любительницы алкоголя. Что же, она напилась в одиночку? А потом растянулась на полу, ударившись головой? Или все же с ней кто-то был? Я склонялась ко второму варианту. Значит, после разговора со мной у Вероники произошла встреча с кем-то. Этот кто-то приехал к ней домой. Случайно? Или запланированно? Мне не показалось, что Вероника кого-то ждет. А может быть, идея о встрече появилась у нее как раз после общения со мной? Она явно нервничала и даже испугалась, когда я заговорила о деньгах, которые повез кредиторам ее жених. Но не Вячеслав же к ней явился, в самом деле! Зачем ему так светиться среди бела дня, если он скрывается? Но скрывается ли? Опять двадцать пять! Все-таки в курсе Вероника насчет судьбы своего жениха или искренне тревожится о его исчезновении? И что за конфликт был у них? О нем упоминала Ксения, но подробности ей неизвестны. А ведь это была не просто ссора, Вячеслав и Вероника не общались довольно долгое время…

Ничего я не знала! Не выстраивалась версия, и все тут! Потянувшись к сумочке, я высыпала прямо на колени свои гадальные косточки.

3+20+27 – Звезды предупреждают об опасности потерять тех, кто действительно предан вам.

Господи, только этого мне не хватало! Я уже практически потеряла Веронику, хотя далеко не уверена, что она была предана мне. Может быть, даже наоборот. А предан в этом деле мне, по-моему, один Перетурин. Что, неужели и ему угрожает опасность??? Или речь вообще не обо мне? О ком я думала перед тем как бросить кости? О Веронике и ее отношениях с Вячеславом. Об их конфликте… Ну и что? Кто-то потерял Веронику? Кто-то, кто был ей предан? Пока я не могла сделать однозначного вывода из подсказки костей. Но не сомневалась, что обязательно его сделаю: я всегда понимала своих помощников. Пусть не сразу, а по прошествии времени, когда вскроются еще какие-то факты и ситуация станет более понятной. Но на всякий случай решила все-таки позвонить Перетурину, чтобы убедиться, что с ним все в порядке.

И вообще, пора было позвонить в «ДЕНТУ», узнать, дошла ли туда весть о Веронике. А заодно выяснить у Людмилы – она представлялась мне наиболее удаленным от событий, связанных с Вячеславом, человеком, а следовательно, и самым объективным – как ведут себя Россошанский и Лукашенок-старший. И еще – чем же все-таки закончилась история с похищенным медальоном. Хотя это меня интересовало в последнюю очередь. Я была уверена, что Павел Лукашенок легко сможет уговорить Людмилу спустить дело на тормозах и откупиться, попутно выдав хорошую порцию подзатыльников младшему брату-разгильдяю. Людмила, кстати, очень даже это поймет – у самой братец, кажется, не подарок.

А вот с Россошанским не мешало бы задушевно поговорить: он близкий друг Вячеслава, прекрасно знает Веронику – куда лучше, чем тот же Перетурин, – к тому же относится к ней с особой заботой… Почему, кстати? Простая забота о невесте друга? Только ли? Вот в этом тоже не мешало бы разобраться!

Перетурин, слава богу, сразу же ответил на мой звонок. На вопрос, все ли с ним в порядке, ответил утвердительно. Сообщил, что созванивался с Людмилой Омельченко, та сказала, что ситуация с медальоном разрешилась более-менее благополучно.

– А господин Россошанский не подавал ли признаков жизни? – поинтересовалась я у Родиона. – Меня очень интересует этот господин. Кстати, вы что-нибудь знаете о его отношениях с Вероникой Вересаевой? Может быть, она давно знакома с Россошанским?

– Россошанский? – протянул после моего вопроса Перетурин в трубку. – Рос-со-шан-ский… Так ведь Россошанский-то, Татьяна Александровна…

Молодой человек с грустными глазами вот уже два часа валялся на диване и устремлял свой взгляд в невидимую точку за окном. Из созерцательного состояния его вывел звонок в дверь. Молодой человек перевел взгляд на журнальный стол, стоявший напротив дивана и заставленный предметами довольно странными на первый взгляд: прозрачный шар, старинные весы с двумя чашами, подвешенными на цепочках, для взвешивания очень легких и небольших предметов, самодельная пирамидка, высотой около полуметра, карты, разноцветные бусины, огарок свечи на высоком бронзовом подсвечнике. Все это, а еще чучело вороны, стоявшее на серванте, по большей части в дело не употреблялось и, может показаться, захламляло комнату. Но все эти загадочные вещи призваны были радовать и вдохновлять клиентов астролога Бориса Рахметова. Именно так звали молодого человека.