Когда расцветёт сакура - Ирина Горбачева

Когда она зашла в палату, Саша был без сознания. Температура у мальчика зашкаливала. В палате находились ещё двое детей. Они были младше Саши. Мальчик постоянно плакал. Девочка лет четырёх, в мокрой большой не по размеру пижаме лежала на голой жёсткой клеёнке и испуганными глазками смотрела на Илону. От жалости к бедным детям, у женщины защемило сердце.

Первым делом она пошла к медсёстрам и добилась, чтобы всем детям дали сменное бельё, запасные пелёнки и ещё по одному одеяльцу. Подмыв, переодев детей и перестелив им постели, она, ласково уговаривая, накормила их принесённым сёстрами обедом. Разомлевшие малыши, почувствовав теплоту не только сухих одеял, но и материнского сердца, вскоре заснули. Пока они спали, она успела, поменять мокрое от пота бельё Сашеньки, через силу напоить ребёнка водой, вымыть горшки, а в палате полы, протереть везде пыль. Ночь она провела на краю детской кровати, вместе с Сашенькой, предугадывая каждое его движение.

Он метался от жара, от высокой температуры у ребёнка потрескались губы. От бесчисленных уколов на мальчике не было живого места. Она делала Саше компрессы, массажи, одновременно приучая соседского мальчика ходить на горшок, а обессиленную девочку подкармливала и уговаривала кушать, потому, что она совсем не хотела принимать пищу и крепко сжимала маленькие синие от болезни губки. Но за десять дней пребывания в палате Илона добилась, что девочка немного окрепла, стала что-то лопотать на своём детском языке, даже улыбаться. Дети стали есть фрукты и разрешённые продукты, которые передавал Дмитрий Петрович. Мальчик сам слезал с кроватки и делал свою нужду, как положено и куда положено. А у Саши прошёл кризис. Он первый раз открыл глаза и, увидев склонившуюся над ним Илону, тихо произнёс: — мамочка, где ты была. А где папа?

С того времени ему грезился запах мандаринов. Такой вкусный, поднимающий настроение запах. Но до выписки было ещё далеко. Саша был очень слаб.

— Сашенька, потерпим ещё немного, скоро мы тебя заберём. Долечишься дома. Правда?

Конечно, правда. Саша даже не сомневался, что всё, что говорит его мама Илона правда. Его мама самая добрая на свете. Она такая красивая, как и её имя. И отец добрый, хороший.

Но, когда Саша уже вставал с постели, и у него почти не кружилась голова, мама Илона, спустившаяся на первый этаж к отцу за продуктами, вернулась назад в палату очень расстроенная.

— Сашенька, сыночек, скажи, ты веришь мне?

— Да, — сразу ответил мальчик.

— Ты сможешь сделать так, как я тебя попрошу?

— Почему ты плачешь, мама? — Саша прижался к Илоне, и вытер ладошкой катившуюся по её щеке слезу.

— Сашенька, ты пока полежи в больнице без меня. Мне с папой надо срочно уехать, но я тебе обещаю, что я сразу вернусь за тобой. Вышло так, что мы все вместе будем жить далеко-далеко отсюда. В другой стране. Страна эта называется Япония. Туда срочно посылают папу на очень ответственную работу. Он хотел отказаться, чтобы потом мы смогли уехать вместе, но понимаешь, мой милый, нельзя. И я не могу остаться. Но поверь, я сразу приеду обратно. Брошу там, в Японии все чемоданы и скорее, назад к тебе. И потом мы вместе полетим на большом самолёте в далёкую страну Японию.

Саша слушал её бархатный голос, и верил, конечно, верил. Он так полюбил этих людей: папу Диму и маму Илону. И они его тоже. Он это знал, чувствовал своим маленьким, умеющим верить только в хорошее детским сердечком. А сердце ребёнка не обманешь, оно угадает любую фальшь.

Саша ждал маму Илону в больнице. Потом стал ждать в детском доме, куда его обратно привезли, после болезни. Он ждал бы своих родителей всю жизнь, терпел бы и дальше насмешки детей, которые смеясь, дразнили его японцем. Но в один из осенних дней его опять, как это уже было, привели в кабинет к заведующей. Как и тогда на диване сидел мужчина и женщина. Мужчина был в костюме и с большим животом. Он всё время кряхтел и вытирал пот с лица. Женщина, одетая в неброское тёплое вязаное платье, с тёмными, зачёсанными в тугой узел волосами, встала и пошла навстречу к Саше. Она нагнулась и поцеловала его в щёку. Но Саше сделалось неприятно от её прикосновения. Он резко отстранился от неё.

— Какой ты ёжик! — ласково произнесла женщина и погладила его по голове. И голос у неё был совсем другим, не таким, как у Илоны, и пальцы другие, совсем не мягкие и тёплые, а холодные, как будто она только, что пришла с мороза.

— Я не ёжик, я Саша Карташов, — вызывающе произнёс он, и, оттолкнув, засмущавшуюся директрису, выбежал из кабинета.

Позже он выслушал гневную тираду от директрисы. Тогда она в сердцах и крикнула ему:

— Ты думаешь, ты им нужен Карташовым твоим? Сейчас, дудки! Загранка засветила, и всё, прощай усыновление! Знаю я таких, навиделась. А ты, болван, иди в семью, пока берут. Ещё год и останешься вообще в детском доме, кому ты взрослым нужен.

Директриса объясняла скорее себе, чем этому мальцу, сложившуюся ситуацию. Но тогда Саша много чего не понял из её высказываний. Вскоре ей надоело уговаривать мальчика, и она не нашла ничего лучше своей придумки.

— Всё, не хочешь идти к Стрешниковым, не надо. Жди своих Карташовых в тюрьме. Вот видишь, какое сегодня письмо я получила? — она потрясла перед Сашиным лицом конверт. Потом достала из него исписанный листок и стала зачитывать. «Дети, от которых отказались усыновители, и которые не желают идти к другим родителям, больше предлагаться другими усыновителями не будут, а будут переправлены в тюрьму, до своего совершеннолетия». Ты хочешь в тюрьму?

— Нет, — ответил мальчик, смотря на неё широко открытыми глазами, полными слёз.

— Молодец, тогда скоро за тобой придут твои новые родители, будь вежлив с ними. Да, и забудь Карташовых, тебе же лучше будет. Они предали тебя. Как ты, дурачок, этого не понимаешь?

Не хотел этого понимать Саша и забыть не смог. Новый отец Стрешников, не обращал внимания на приёмного сына. Целый день находился на работе. Выходные куда-то уезжал, и тогда в эти дни приёмная мама Надя долго плакала, а потом весь день была злой и раздражённой и тоже не обращала внимания на Сашу. Она лежала в постели и пила всё время какие-то таблетки.

А Саше ничего не оставалось делать, как только вспоминать, как его забирали по выходным Карташовы, и как весело было им всем вместе. Куда его только не водили: и в Цирк на Цветном, и в Новый цирк на ледовое представление, и в Детский театр и в кукольный Образцова. А уж в парке сколько раз он был, на чём только не катался! А когда была непогода, ему всегда было интересно и не скучно в их доме. Дмитрий Петрович показывал мальчику какие-то красивые картинки. Доставал глобус, который возвышался на большом книжном шкафу и так увлечённо рассказывал о странах и городах, что такие путешествия Саша любил даже больше, чем походы в кафе — мороженное.

Мама Илона, всегда читала ему сказки и обязательно на ночь пела колыбельную. Когда он засыпал, она его целовала в щеку, поправляла одеяло и, выключив свет, выходила из комнаты. Она не знала, что Саше больше всего нравился этот момент. В темноте открыв глаза, он думал, что он самый счастливый на свете мальчик и не мог дождаться того дня, когда никогда не будет расставаться с родителями.