Пособие по укладке парашюта - Екатерина Великина

Пока супруг мой Дементий изумлялся сигаретной полиграфии, я, Катечкина, была делегирована на дачу с целью оздоровительного отдыха на свежем воздухе и для прочих летних мероприятий.

Иными словами, родственники предполагали, что со вторника по воскресенье включительно я буду всячески бесчинствовать и предаваться излишествам, в то время как младенец Ф бесчинствовать не будет, а вовсе даже займется самореализацией и вышивкой натюрмортов крестиком.

По правде говоря, в способностях моего ребенка к самореализации я еще в Москве засомневалась: ну не похож Фасолька на философа, хоть убейте. Но пока я крякала и «искала мысль в глазах», факт миропознания приключился налицо: чадо настолько стремительно сожрало освежитель воздуха для авто, что если бы я не подхватилась, оно бы и веревочку самореализовало.

Так или иначе, папашка выгрузил нас в Ступино в районе десяти часов вечера и удалился, как долбаная фея, оставив за собой клубы вонючего дыма, сетку молочных сосисок из молочных котят и гору мусора из багажника.

Обездоленный ребенок заплакал тут же, на мостике.

Плакал он и через десять минут на руках у бабушки, и через час в манеже, и через два в кроватке, и через три на диване…

В два часа ночи я сказала сакраментальное «отцепитесь» и выпустила дитя на пол. Окончательно утомленная детством, бабушка насупленно промолчала. Как-никак ночь – не лучшее время для дискуссии «на полу микробы» с перечислением всех микробов поименно, и поэтому ничего, кроме «доползается, столбняк подхватит», я не услышала.

Высвободившийся из родственных уз Фасолец тут же успокоился и начал наяривать от угла к углу, радостно попердывая на поворотах. Через десять минут его внимание привлекла пятилитровая канистра с питьевой водой «Малышка», и он настолько одухотворенно ею занялся, что мы с бабушкой решили попить чайку, дабы не потратить минуты спокойствия впустую.

Бог все-таки есть, потому что первой намокла бабушка.

– Тебе не кажется, что у нас как-то сыро? – поинтересовалась у меня она.

– Это совершенно не удивительно, потому что у нас пять литров «Малышки» на полу, – ответила ей я, после того как оглядела комнату. – Где тут тряпка?

Плавающие тапки, картофельные клубни и сидящий в уголочке младенец с плакатиком «Бить детей – первый шаг к лишению родительских прав» не оставляли сомнений в том, что ночь удалась.

Выжав младенца и отправив его на колени к бабушке, я во второй раз убедилась в том, что Бог есть. Потому что как только Фасоличья задница коснулась бабкиных парадных штанов, он незамедлительно описался, уделав не только штаны, но и подушку с одеялом.

Остаток ночи я пила пиво, с содроганием думая о завтрашнем дне, и, должно быть, много выпила, потому что под утро мне приснилась моя собственная печень. Печень была сизая и печальная и так внушительно спрашивала «доколе», что я проснулась в холодном поту и больше уснуть не смогла.

Утро алкоголика плохо.

Утро алкоголика, которому вручена дребезжащая детская коляска с не менее дребезжащим содержимым, плохо вдвойне.

– Купишь яиц и молока, а вернешься – будем Его купать, – отрапортовала бабушка.

От перспектив мне захотелось немедленно издохнуть, но, глядя на бабку, я не решилась и, тяжело вздохнув, поехала в магазин.

Описывать вам мой километровый бодунный бросок по тридцатиградусной жаре с коляской я не буду – это не особенно интересно. Единственная радость заключалась в том, что в магзе продавали холодную разливуху, и, испив пивка, я таки обрела некоторую ясность во взглядах.

Тем не менее обратная дорога была еще более тяжкой: жара достигла апогея, и никаких желаний, кроме как опустить свое тело в воду, я не испытывала.

План омовения нарисовался сам собой: раз Фасольца будут купать, значит, надуют бассейн. Если надуют бассейн, значит, затопят титан, чтобы полоскать Фасольку в привычной для него тридцатипятиградусной водичке. А уж после того, как ребенка выкупают, я могу разбавить эту самую водичку водопроводом до нужной холодности и погрузиться в емкость по уши или еще как-нибудь.

Длинноватый, конечно, план, но так как после рождения Фасольки из числа белых людей меня вычеркнули окончательно, то ничего, окромя халдейской хитрости, мне не оставалось.

Всю оставшуюся до хаты дорогу я радовалась собственной находчивости и по приходе бассейн лично накачала, чтоб побыстрее, значит, вышло.

Ну и вот представьте себе: стоит бассейн под яблонькой, в бассейне водичка, а в водичке розовощекий младенец плещется, вызывая всеобщее слюноотделение. Похмельную мамочку на заднем плане, истерично мечтающую о том, что когда младенца извлекут, так сказать, самой освежиться, можете не представлять.

Надо отметить, что, чуя мое состояние, подлец Фасолька рассекал волны с тройным усердием, и когда бабка наконец-таки пошла за полотенцем, мне казалось, что я вот-вот словлю солнечный удар.

И вот, значит, бабка возвращается с полотенцем через плечо и отдает мне приказ ребенка извлекать. Я беру у нее это самое полотенце, мысленно пою славу богам и уже почти физически ощущаю облегчение…

Срать он начал в тот самый момент, когда я только-только наклонилась над емкостью. Веселые желтенькие какашки солнечными зайчиками плыли по воде, растворяясь в ней не хуже какого-нить «Зукки» и превращая мои несбывшиеся надежды в бурое месиво… Впрочем, если что-то не растворялось, Фасолец немедленно исправлял недостаток, размазывая особо непослушные фекалии по бортику.

Весь ужас заключался не в том, что я не искупалась. А в том, что всю горячую воду бабка извела на бассейн, и те двадцать минут, пока она топила титан, чтобы вымыть Фасольца, я слонялась с ним по участку эдаким дерьмовозом-любителем, зажимая нос одной рукой и отгоняя мух другой.

Следующего дня я ждала с неким ожесточением и, наученная горьким опытом, заряженного пюрами спиногрыза в воду не сажала.

В итоге купание прошло прекрасно, и никакие побочные ингредиенты в бассейн не добавились.

Довольная собой, я отнесла Фасольца домой, уложила на боковую и, нацепив купальник, быстро выскочила во двор.

Бассейн был пуст.

Да, та самая «белая пупочка», которая занимала чадо на протяжении всех водных процедур, оказалась клапаном слива.

И я даже знаю, что подумала бабушка, прибежавшая на мой рык из дома.

«Бог действительно есть».

Вот что она подумала.

К ак это ни горестно, но я окончательно поняла, что все, что я думала (и продолжаю думать) о собственном киндере, полная туфта и очковтирательство. Ничего из запланированного не получилось, не сбылось ни одного прогноза, и все мои розовые гипотезы рухнули одна за другой. А уж сколько их было, этих самых розовостей…