Женщина, которая легла в кровать на год - Сью Таунсенд

— Ага! И ни разу салат?

— Нет, ни разу, — подтвердил Брайан.

Доктор Проказзо засмеялся.

— Ваша жена боится марких брызг, доктор Боо. Нарядные фартуки не вполне подходят для ее нужд. — Он театрально понизил голос: — Не должен нарушать правила конфиденциальности, но скажу вам по секрету, что моя мать готовит свекольные оладьи, обрядившись в старый мешок от муки. Женщины — загадочные создания, доктор Боо.

— Бывают и другие недоразумения, — не сдавался Брайан. — Она плачет, когда смотрит новости: землетрясения, наводнения, голодающие дети, пенсионеры, лишившиеся накоплений… моей жене палец покажи — и она тут же зальется слезами. Однажды я пришел с работы и застал ее рыдающей из-за пожара в Ноттингеме!

— С летальными случаями? — поинтересовался доктор Проказзо.

— Двое погибших, — кивнул Брайан. — Детишки. Но у матери-одиночки, конечно же, осталось еще трое! Еве обязательно нужны какие-то лекарства. Она переживает бурные всплески эмоций. Весь дом вверх дном. В холодильнике ничего нет, корзина для белья забита до отказа, а жена попросила меня выбрасывать отходы ее жизнедеятельности! — Брайан уже сам еле сдерживал слезы.

— Вы слишком возбуждены, доктор Боо, — заметил доктор Проказзо.

Брайан судорожно всхлипнул.

— Она всегда была на кухне. И очень вкусно готовила. У меня слюнки текли, едва я вылезал из машины. Должно быть, аромат просачивался сквозь щель под входной дверью. — Он вытащил бумажный платок из коробки, пододвинутой врачом, и высморкался.

Терапевт ждал, пока Брайан успокоится.

Промокнув глаза, Брайан начал извиняться:

— Простите, что я расклеился… У меня дикий стресс на службе. Представляете, один коллега написал статью, ставящую под сомнение статистическую ценность моей работы о марсианской Горе Олимп.

— Доктор Боо, вы когда-нибудь принимали ципралекс? — спросил доктор Проказзо и потянулся за рецептурным бланком. — Очень эффективный антидепрессант.

Районная медсестра, сорокадвухлетняя Джанет Спирс, с неодобрением отнеслась к поручению доктора Проказзо навестить здоровую женщину, отказывающуюся покидать постель.

Пока Джанет вела свой маленький «фиат» в сторону респектабельного района, где жила миссис Ева Бобер, слезинки жалости к себе туманили ее очки, изготовленные оптиком, по всей видимости симпатизирующим нацистской эстетике. Сестра Спирс не позволяла себе женственных украшений — она не желала маскировать избранную ею стезю праведности. От мыслей о здоровехонькой лентяйке, отлеживающей бока в постели, сестру Спирс буквально мутило.

Каждый день Джанет вставала, принимала душ, надевала форму, заправляла постель, чистила унитаз и спускалась на кухню еще до рассвета. Любая задержка вызывала у нее панику, но сестра Спирс благоразумно разложила в стратегических местах коричневые бумажные пакеты для еды, и после нескольких вдохов и выдохов в пакет, поборов гипервентиляцию, она перебарывала неуместную паническую атаку.

Миссис Бобер была последней пациенткой на сегодня. Утро выдалось нелегким: мистер Келли с изъеденными язвами ногами умолял дать ему обезболивающее посильнее, а она уже в который раз отвечала, что не может вколоть ему морфий — ведь есть очевидная опасность наркотической зависимости.

— Папе девяносто два года! — крикнула дочь мистера Келли. — Думаете, он кончит ломкой, вкалывая гребаный героин в глазные яблоки?

Джанет захлопнула чемоданчик и покинула дом Келли, не удосужившись помочь больному одеться. Она не намерена терпеть оскорбления, как и выслушивать неуравновешенных родственников, указывающих ей, как выполнять ее работу.

Сестра Спирс использовала меньше болеутоляющих средств, чем любая районная медсестра в графстве. Официально зафиксированное достижение. Джанет им очень гордилась и считала, что уместна была бы скромная церемония, на которой высокопоставленный бюрократ из регионального отделения Службы общественного здоровья вручил бы ей памятный вымпел или кубок, — в конце концов, за годы работы она сэкономила национальному здравоохранению десятки тысяч фунтов.

Джанет припарковалась у дома миссис Бобер и с минуту посидела в машине. По внешнему виду жилища она многое могла сказать о пациенте. Кашпо с развесистыми цветами всегда ее воодушевляло.

Но на этом крыльце кашпо с развесистыми цветами не было. Вместо него болталась кормушка для птиц, под которой на кафельных плитках виднелись пятна птичьего помета. На ступеньке стояли немытые молочные бутылки. Ветер распихал по углам крыльца кленовые листья и листовки с рекламой пиццы, карри и китайской еды. Коврик из кокосовой мочалки давным-давно не вытряхивали. Оранжевая подставка под цветочный горшок использовалась в качестве пепельницы.

В довершение всего входная дверь была приотворена. Подавив отвращение, сестра Спирс протерла медную дверную ручку антибактериальной салфеткой, которые всегда носила в кармане. Сверху доносились переливы мужского и женского смеха. Джанет открыла дверь и вошла в дом. Поднялась по лестнице, ориентируясь на хохот. Она не помнила, когда в последний раз веселилась. Дверь спальни была нараспашку, медсестра постучала и шагнула в комнату.

На кровати лежала приятной наружности дама в ночнушке из серого шелка, губы ее были вымазаны нежно-розовой помадой. В руках она держала пакет ирисок «Торнтонс». На краешке постели, тоже жуя ириску, сидел мужчина, явно помоложе дамы.

— Я Джанет Спирс, медсестра из поликлиники, — сухо представилась Джанет. — Доктор Проказзо попросил меня зайти по этому адресу. Вы и есть миссис Бобер?

Ева кивнула, пытаясь выковырять языком ириску, прилипшую к зубу мудрости.

Мужчина встал.

— А я мойщик окон, — объяснил он.

— Что-то я не наблюдаю лестницы, ведра и тряпок.

— Я не на работе, — с трудом (из-за ириски) произнес мужчина. — Просто пришел навестить Еву.

— И принесли ей ирисок, очевидно, — закончила за мойщика сестра Спирс.

— Спасибо, что зашли, — подала голос Ева, — но я не больна.

— У вас есть медицинское образование? — осведомилась Джанет.

— Нет, — покачала головой Ева, сообразив, к чему ведет медсестра, — но, полагаю, я достаточно квалифицирована, чтобы судить о состоянии собственного организма. В конце концов, я изучаю его уже пятьдесят лет.

Еще на крыльце Джанет поняла, что не поладит с обитателями этого дома. Только чудовища могли выставить на крыльцо немытые бутылки.

— В вашей карте написано, что вы заявили, будто намерены оставаться в постели по меньшей мере год.

Ева разглядывала сестру Спирс: все пуговицы на плаще застегнуты, пояс туго затянут — начищенная до блеска школьница, только изрядно постаревшая.

— Ладно, не буду вам мешать. Спасибо, что выслушала, Ева. Увидимся завтра. Уверен, ты будешь дома. — И мужчина со смешком удалился.