Машина бытия - Фрэнк Герберт

В спине пульсировала контролирующая капсула.

Да, надо удалить капсулу, но не только.

«Они вскрыли душу, – подумал он. – Они ее механизировали и будут навеки за это прокляты. Ну что ж, надо на какое-то время присоединиться к ним».

Он нащупал кнопку вызова, связался с андроидами и приказал им вынести из комнаты то, что осталось от Джо Кармайкла.

Дверь открылась. Вошли три андроида и гуськом направились к Вичентелли. На этот раз это были шестирукие роботы.

Губы Вичентелли сложились в весьма нехарактерную для него улыбку.

Он коротко приказал андроидам убрать беспорядок в лаборатории. Тегас после этого принялся спокойно изучать своего нового хозяина, и эта задача, учитывая новое понимание реальности, стала для него очень простой. Хозяин добровольно шел на сотрудничество. Тегас не спеша анализировал Вичентелли – сильную, красивую и здоровую плоть; исследовал, как исследуют путешественники только что открытый континент, присматривался к краям сознания, которые то отчетливо выступали из темноты, то снова прятались.

Поведение хозяина надо было изучать. Не стоило отчаиваться из-за того, что плоть так сильно отличается от сущности Тегаса. Конечно, изменения наступят, но развиваться они будут медленно; ничего резкого, неожиданного и трагичного на этом пути не произойдет.

Исследуя новую плоть, он не удержался от мысли об озорстве, которое может учинить в этой своей новой роли. Было так много способов изменить человека-машину, вдохнуть жизнь в человеческую индивидуальность, порадоваться. Это будет очень милое озорство.

Отвлекшись, он задумался о том, что сталось с эго Бейли и эго Джо Кармайкла. В хозяине с ним остался только Бацит, посылавший теперь Тегасу сигналы, которые можно было интерпретировать как смех.

Если бы какой-нибудь космический ясновидящий сказал Маргарет Хэтчелл, что она захочет тайно пронести на борт космического корабля колонии концертный рояль, она бы искреннее удивилась, ибо в этот жаркий летний день она, стоя посреди своей кухни, лихорадочно ломала голову над тем, как впихнуть в чемодан хотя бы несколько лишних унций и не нарушить весьма строгие правила провоза багажа. Что уж говорить о рояле, который весит никак не меньше полутонны.

До того как она вышла замуж за Уолтера Хэтчелла, Маргарет работала диетсестрой и благодаря этому попала в списки колонистов, отправлявшихся на планету C. Уолтер, будущий главный эколог колонии, был одной из важнейших шестеренок всего механизма. Он занимался биономикой – наукой поддержания тончайшего баланса, обеспечивающего рост живых существ, которые должны были поддерживать жизнь людей в чуждом мире другой планеты.

Уолтер был занят на работе в Белых Песках и отсутствовал в Сиэтле уже целый месяц, пока жена готовилась к отбытию. Маргарет осталась наедине с двумя детьми и кучей проблем, главная из которых состояла в том, что один из детей был слепым вундеркиндом – пианистом-гением, которого музыка излечивала от черной меланхолии.

Маргарет посмотрела на настенные часы: было три часа тринадцать минут. Пришло время обеда. Она выкатила аппарат для микрофильмирования с кухни, чтобы не мешался под ногами, и покатила его в музыкальную комнату. Войдя в это до боли знакомое помещение, она вдруг ощутила себя здесь совершенно чужой – ей было страшно смотреть на свой любимый стул с широкой гнутой спинкой, на концертный рояль сына и на розовый коврик, на который послеполуденное солнце отбрасывало свои золотистые лучи.

Это было ощущение нереальности – нечто сродни ощущению, которое охватило ее, когда Комитет по колонизации объявил, что семья Хэтчеллов отобрана в команду колонистов.

– Мы будем первыми на планете C, – прошептала она тогда. Но это не сделало ситуацию более реальной. Она не знала, разделяли ли ее чувства другие триста восемь человек, которым предстояло отправиться на эту девственную планету.

В первые дни после отбора их всех собрали в Белых Песках для предварительного инструктажа, а какой-то молодой астроном прочитал им короткую лекцию.

– Вашим солнцем станет звезда Гиансар, – сказал он, и голос его эхом отразился от сводов похожего на амбар зала, когда он ткнул указкой в точку на карте звездного неба. – Она находится в хвосте созвездия Дракона. Вашему кораблю потребуется шестнадцать лет полета в режиме суб-макро для того, чтобы долететь туда от Земли. Вы, конечно, уже знаете, что все это время вы проведете в анабиозе, в замороженном состоянии, и для вас все путешествие продлится всего одну ночь. Гиансар имеет более оранжевый оттенок, чем наше Солнце, и она более холодная. Но планета C находится ближе к Гиансару, чем Земля к Солнцу, и климат там теплее, чем на Земле.

Маргарет изо всех сил старалась внимательно слушать астронома – она всегда прилежно слушала лекции, – но в памяти ее остались только некоторые пункты: оранжевый свет, более теплый климат, низкая влажность, каждый взрослый может взять с собой не больше семидесяти пяти фунтов багажа, сорок фунтов полагается на каждого ребенка до четырнадцати лет…

Теперь, когда Маргарет стояла в музыкальной комнате, ей казалось, что это не она слушала лекцию в Белых Песках.

«Я должна испытывать волнение и радость, – думала она. – Отчего же мне так грустно?»

В свои тридцать пять лет Маргарет выглядела не больше чем на двадцать пять; она отличалась красивой фигурой и изящной походкой. Каштановые волосы отливали рыжиной. Темные глаза, полный чувственный рот и четко очерченный подбородок выдавали в ней сдержанную, но страстную натуру.

Она провела рукой по изгибу крышки рояля, ощутила пальцами небольшую царапину – след удара о дверной косяк, когда рояль тащили в комнату после переезда в Сиэтл из Денвера. «Как давно это было? – спросила она себя. – Восемь лет назад? Да, это было через год после того, как умер дедушка Морис Хэтчелл, и случилось это после его последнего концерта, который он отыграл именно на этом инструменте».

Через открытые окна до нее доносился голос девятилетней дочери; Рита вслух обсуждала странных насекомых, которые, возможно, будут открыты на планете C. Аудитория Риты состояла из ее друзей, которых не взяли в колонисты, и она сейчас купалась в лучах почти религиозного преклонения. Планету, которую предстояло колонизовать, Рита называла Рителлой, она сама предложила это название Комиссии по исследованию и наблюдению новых планет.

Маргарет подумала: «Если они и в самом деле выберут имя Риты, то мы станем бессмертными… в буквальном смысле слова!»

Осознание того, что целая планета может быть названа именем ее дочери, направило мысли Маргарет в совершенно иное русло. Она молча стояла в золотистом сумраке музыкальной комнаты, положив руку на рояль, принадлежавший отцу мужа, Морису Хэтчеллу – тому самому Хэтчеллу, знаменитому пианисту. Только сейчас Маргарет увидела какой-то смысл в том, что́ сегодня утром говорили ей люди из СМИ. Они говорили, что ее семья и все остальные колонисты – это «избранные» и по этой причине их жизнь так интересна для всех обитателей Земли.