Радуга Шесть - Том Клэнси

Эти мужчины и женщины являлись своего рода воинами, приехавшими сюда, чтобы завоевать славу для себя и своих флагов, победить противника, не проливая крови, добиться почетной победы в этом самом чистом состязании. Это, подумал Чавез, является достойной целью для любого, но сам он был слишком старым и недостаточно подготовленным, чтобы соревноваться здесь. Но разве я недостаточно подготовлен, подумал Чавез. Только не для людей его возраста, и он был, возможно, лучше тренирован, чем многие участники соревнований, марширующие сейчас по овалу стадиона. Правда, этого не было достаточно, чтобы одержать победу хотя бы в одном виде состязаний. Он почувствовал тяжесть «беретты» под рубашкой. Это и его способность воспользоваться ею делали его достаточно подготовленным, чтобы защищать этих молодых людей. Так что, решил Доминго Чавез, этого достаточно для него.

— Красивое зрелище, босс, — сказал Пирс, глядя на проходящих мимо греков.

— Да, Майк, это действительно прекрасно.

Как происходит в жизни, пребывание в Сиднее превратилось в привычную рутину. Чавез и его люди почти все время проводили с людьми полковника Вилькерсона, главным образом сидя в помещении, где размещалось резервное подразделение, и наблюдая за соревнованиями по телевидению, но часто выходили наружу, якобы для того, чтобы следить за безопасностью, но на самом деле, чтобы вблизи смотреть на соревнования. Иногда они даже выходили на поле, непосредственно к месту соревнований, пользуясь своими пропусками, которые позволяли им передвигаться без всяких препятствий. Динг узнал, что австралийцы являются отчаянными спортивными болельщиками и поразительно гостеприимными людьми. В свободное от службы время он посещал паб, расположенный поблизости, где пиво было отличным, а атмосфера дружеской. Узнав, что он американец, его «приятели» часто угощали его пивом и задавали вопросы, не сводя глаз со спортивных состязаний, которые показывали на экранах телевизоров, висящих на стенах. Единственное, что ему не нравилось, — это табачный дым от сигарет, потому что австралийская культура еще не полностью прокляла этот порок, но ведь не бывает идеальных мест.

Каждое утро они проводили разминку вместе с полковником Вилькерсоном и его людьми. Здесь они узнали, что олимпийские соревнования несколько отличаются от действий австралийских и американских подразделений специального назначения.

Однажды утром они забрели на олимпийское стрельбище, где шли соревнования по стрельбе из пистолета. Там они попробовали стрелять из пистолетов олимпийского образца — это были автоматические пистолеты калибра 0,22, которые казались игрушками по сравнению с пистолетами калибра 0,45, находящимися на вооружении солдат «Радуги», и убедились, что цели и системы подсчета очков являются очень сложными, хотя и не имеют тесной связи с боевой стрельбой в реальном мире. Несмотря на свою практику и умение стрелять, Чавез быстро увидел, что он, в лучшем случае, может попасть в команду стрелков из Мали. Несомненно, Чавез не годился на роль стрелков из американской или русской команды, которые казались совсем не похожими на людей в своей способности попадать в крошечные силуэты, которые на мгновение выскакивали анфас и тут же поворачивались боком на подвесках, управляемых компьютерами. Но эти бумажные мишени не стреляли в ответ, сказал он себе, и в этом заключалась вся разница. К тому же успех в стрельбе солдат подразделений специального назначения состоял в том, чтобы убить реального противника, а не поразить цель размером с четвертак на черной бумажной мишени. В этом тоже заключалась разница, рассуждали вслух Динг и Майк Пирс со своими австралийскими коллегами. То, чем они занимались, никогда не станет олимпийским спортом, если только кому-нибудь не придет в голову возобновить состязания гладиаторов, а это вряд ли случится. К тому же то, чем они занимаются, зарабатывая на жизнь, совсем не является спортом. Это не представляет собой и форму массового развлечения в современном более мягком и добром мире. Часть сознания Ча-веза откровенно признавалась, что было бы интересно посмотреть на игры в классическом амфитеатре Флавиев в Риме, но он не мог произнести это вслух, чтобы люди не признали его полным варваром. Слава Цезарю! Идущие на смерть приветствуют тебя! Это не было ведь чем-то похожим на Супербоул[34]. Так что «майор» Доминго Чавез вместе с сержантами Майком Пирсом, Гомером Джонстоном, Джорджем Томлинсоном и специальным агентом Тимом Нунэном получили возможность бесплатно наблюдать за Олимпийскими играми, иногда надевая «официальные» куртки, что придавало им ауру таинственности и причастности.

* * *

То же самое относилось, хотя и более отдаленно, к Дмитрию Попову, который оставался в своей комнате, чтобы следить за Олимпийскими играми по телевидению. Он обнаружил, что игры отвлекали его от вопросов, которые бежали круг за кругом у него в уме. Русская национальная сборная, естественно, являющаяся его фаворитом, выступала отлично, хотя австралийцы неплохо проявили себя, будучи хозяевами игр, особенно в плавании, которое было, по-видимому, их национальной страстью. Проблема заключалась в огромном расстоянии между часовыми поясами. Когда Попов смотрел соревнования в прямом эфире, это было, естественно, безбожным временем в Канзасе, из-за чего он появлялся с мешками под глазами во время утренней конной прогулки с Киллгором и Маклином. И все-таки эти прогулки стали очень приятным утренним развлечением.

Это утро ничем не отличалось от десяти предыдущих. Дул прохладный западный бриз, вставало оранжевое солнце, бросающее необычный, но красивый свет на колышущиеся поля травы и пшеницы. Баттермилк теперь уже узнавала его и награждала русского странно привлекательными знаками привязанности, за которые он, в свою очередь, награждал ее кусочками сахара или, как сегодня, яблоком, взятым с утреннего буфета за завтраком. Кобыла с благодарностью взяла его с протянутой ладони и быстро захрустела им. Он научился седлать свою собственную лошадь, сделал это теперь быстро и вывел Баттермилк наружу, где присоединился к остальным и сел в седло уже в корале.

— Доброе утро, Дмитрий, — сказал Маклин.

— Доброе утро, Кирк, — любезно ответил Попов. Через несколько минут они отъехали от конюшни и направились теперь на юг, к одному из пшеничных полей, на этот раз более быстрым темпом, чем во время его первой прогулки.

— Ну, каково быть агентом разведки? — спросил Киллгор, когда они были на расстоянии полумили от конюшни.

— Вообще-то правильнее называть нас офицерами разведывательной службы, — сказал Попов, чтобы исправить ошибочное наименование его профессии, которое впервые быстро распространилось благодаря Голливуду. — Говоря по правде, это главным образом скучная работа. Проводишь много времени, ожидая встречи или заполняя бланки донесений для представления в штаб-квартиру или в резидентуру. Иногда возникает опасность, но опасность, что тебя арестуют, а не застрелят. Разведка стала цивилизованным делом. Захваченных офицеров обменивают обычно после непродолжительного пребывания в тюрьме. Разумеется, со мной такого не случалось ни разу. У меня была хорошая подготовка. — Кроме того, мне везло, подумал он, но промолчал.