Корней Чуковский - Ирина Лукьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1 апреля Чуковский пишет дочери в Ташкент: «Вообще, что с моей сказкой?» В конце апреля он читал свое полузапретное произведение в больших аудиториях: в зале Чайковского и Доме архитектора. 15 мая, судя по дневниковой записи, пришла телеграмма из Ташкента: «Печатание сказки приостановлено. Примите меры. Тихонов».
21 мая в Детгизе устроили обсуждение сказки, где участвовали литературные критики и сотрудники Наркомпроса. «После этого „обсуждения“ оскорбленный Чуковский решился на открытое объяснение с властями: он пожаловался в отдел печати УПА на учиненную над ним расправу, возмутительное бесчинство наследников РАППа и ГУСа (в черновике письма даже потребовал расстрелять себя, если все выдвинутые против него обвинения действительны) и впрямую спросил: кто и почему хочет отнять у детей его новую, антифашистскую сказку?» – пишет Евгений Ефимов.
Видя, что дело приняло нешуточный оборот, Корней Иванович решил заручиться поддержкой литераторов. 2 июня он сообщал сыну: "Видел вчера Шолохова, читал ему свою сказку. Сказку он одобрил, подписал бумагу в Детгиз с требованием напечатать ее. Подписал и Толстой. Подпишут и Федин, и Фадеев, и Зощенко, и Слонимский, и, кажется, даже Асеев. Результатов это иметь не будет. Тогда я плюну. Basta cosi".[14] В дневнике он записывал в этот день: «Маршак вновь открылся предо мною, как великий лицемер и лукавец. Дело идет не о том, чтобы расхвалить мою сказку, а о том, чтобы защитить ее от подлых интриг Детгиза. Но он стал „откровенно и дружески“, „из любви ко мне“ утверждать, что сказка вышла у меня неудачная, что лучше мне не печатать ее, и не подписал бумаги, которую подписали Толстой и Шолохов. Сказка действительно слабовата, но ведь речь шла о солидарности моего товарища со мною».
Должно быть, Маршаку сказка не понравилась совсем. И письмо он, скорее всего, не подписал именно поэтому. Удивительно не то, что он не подписал письма, – это как раз понятно; удивительно, что он один пытался отговорить К. И. от публикации злополучной сказки! Совещание президиума, впрочем, прошло благоприятно. «Не пришли обещавшие прийти Федин и Зощенко. Таким образом из членов президиума были только Асеев и Анна Караваева. Хорош бы я был, если бы вчера не получил подписей Толстого и Шолохова!» – писал Чуковский в дневнике. За сказку высказались все, даже Асеев, сказавший: «Что ж, прекрасная сказка!» Г. Ф. Александров, глава Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), сказку разрешил. «Так зачем же злые вороны очи выклевали мне?» – возмущался в дневнике Чуковский.
После этого сказка вышла сначала в Ереване, затем в Ташкенте; сигнальный экземпляр К. И. получил оттуда в июле, но по-настоящему она увидела свет в сентябре, причем двумя изданиями подряд. Книгой автор остался недоволен: насчитал в ней больше сорока опечаток. Евгений Ефимов комментирует: «В объяснительной записке редактор книги А. Н. Тихонов оправдывался тем, что автор так много и часто правил текст, что издательство и художник не поспевали за ним, да и не всегда знали об этих поправках, что невозможно было переделывать рисунки, переведенные на литографский камень». В августе и декабре сказка вышла в Пензе, причем в декабре – в подарочном варианте, том самом, который показался Кирпотину «роскошным для военных лет». К. И. был недоволен всем: бумагой, опечатками, самим собой. Ташкентское и пензенское (неподарочное) издания действительно отличаются плохой бумагой и неудачными иллюстрациями, в ташкентской книжке еще и шрифт подслеповатый. Чуковский продолжал сокращать сказку, переделывать, пытался даже переименовать – и угнаться за его правками ни одно издательство в самом деле не успевало.
17 мая 1943 года в Общий сектор ЦК ВКП(б) поступило письмо Чуковского, адресованное Сталину. Письмо это было опубликовано безо всяких комментариев журналом «Источник» в 1997 году, затем очень выборочно процитировано и весьма своеобразно прокомментировано Вадимом Кожиновым и Леоном Балаяном. С их подачи это письмо в усеченном виде разошлось по российскому Интернету и продолжает кочевать из одного «живого журнала» в другой, собирая обильный урожай комментариев о кровожадности Чуковского и его ненависти к детям. Никто из распространяющих и комментирующих письмо даже не пытается найти первоисточник, хотя он вполне доступен.
Так что придется процитировать это большое послание целиком.
"Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
После долгих колебаний я наконец-то решился написать Вам это письмо. Его тема – советские дети.
Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что в огромном своем большинстве они благородны и мужественны. Уже одно движение тимуровцев, подобного которому не существует нигде на земле, является великим триумфом всей нашей воспитательной системы.
Но именно потому, что я всей душой восхищаюсь невиданной в истории сплоченностью и нравственной силой наших детей, я считаю своим долгом советского писателя сказать Вам, что в условиях военного времени образовалась обширная группа детей, моральное разложение которых внушает мне большую тревогу.
Хуже всего то, что эти разложившиеся дети являются опасной заразой для своих товарищей по школе. Между тем школьные коллективы далеко не всегда имеют возможность избавиться от этих социально опасных детей.
Около месяца назад в Машковом переулке у меня на глазах был задержан карманный вор. Его привели в 66-е отделение милиции, и там оказалось, что этот вор-профессионал, прошедший уголовную выучку, до сих пор как ни в чем не бывало учится в 613-й школе.
Он учится в школе, хотя милиции отлично известно, что он не только вор, но и насильник: еще недавно он ударил стулом по голове свою мать за то, что она не купила ему какой-то еды. Фамилия этого школьника Шагай. Я беседовал о нем с директором 613-й школы В. Н. Скрипиченко, и она сообщила мне, что он уже четвертый год находится во втором классе, попрошайничает, ворует, не хочет учиться, но она бессильна исключить его, так как РайОНО возражает против его исключения.
Я не осмелился бы писать Вам об этом случае, если бы он был единичным. Но, к сожалению, мне известно большое количество школ, где имеются социально опасные дети, которых необходимо оттуда изъять, чтобы не губить остальных.
Вот, например, 135-я школа Советского района. Школа неплохая. Большинство ее учеников – нравственно здоровые дети. Но в классе 3 «В» есть четверка – Валя Царицын, Юра Хромов, Миша Шаковцев, Апрелов, – представляющая резкий контраст со всем остальным коллективом. Самый безобидный из них Юра Хромов (с обманчивой наружностью тихони и паиньки) принес недавно в класс украденную им женскую сумочку.
В протоколах 83-го отделения милиции ученики этой школы фигурируют много раз. Сережа Королев, ученик 1 класса «В», занимался карманными кражами в кинотеатре «Новости дня». Алеша Саликов, ученик 2-го класса «А», украл у кого-то продуктовые карточки. И т. д. и т. д.
Стоит провести один час в детской комнате любого отделения милиции, чтобы убедиться, как мало эффективны те меры, которые находятся в распоряжении милицейских сержантов, – большей частью комсомолок 17-летнего возраста.