Эксперимент - Дарина Грот

После очень нервного дня отдыха требовал также и весь организм. Но как она ни старалась лечь, тело не было готово к принятию отдыха. Оно было напряжено, боялось ночи и того, кого она могла притащить с собой. Но в тот момент раздался только телефонный звонок.

В руке лежал вибрирующий мобильник и очень жалостливо просил, чтобы ответили на входящий вызов. В течение минуты раздавалась мелодия, а затем она затихла.

Лилит приподнялась и швырнула телефон в стену. Увидев на полу осколки, ей стало значительно легче, лучше думалось, свободнее дышалось. Голос, который она так боялась услышать, разбился на куски об стену.

– Хочу тишины сегодня. Не хочу ложных обвинений и упреков. Отдохни Левиафан, отдохну и я… – прошептала она, закрывая глаза.

«Абонент в не зоны…» – услышал Левиафан компьютерный голос из трубки. В темноте блеснули белые зубы, аккуратно прикусив нижнюю губу. Глаза как обычно чернели, хотя, казалось бы, что чернеть было больше некуда. Глупость, которой так легко поддавалась Лилит, просто выбивала его из колеи. Он откинулся на сиденье, нервно крутя мобильник в руках.

«Катись к черту! Как только тебя постигает очередной идиотизм, ты тут же необдуманно и без оглядки поддаешься ему! Под воздействием этого не стандартного чувства, ты начинаешь творить глупости, без видимых на то причин. А я что, врач-психиатр? Она с ума сходит раз в неделю, а я лечить должен? Оно мне надо? Хочет иметь свидания с идиотизмом и глупостями? Вперед! Я больше не буду вмешиваться. Пусть развлекается, впутывается в неприятности, наслаждается ими. Интересно, но неприятностями Лилит именно наслаждается, только подсознательно! А зачем спасать и вытаскивать из очередной беды, когда для нее это такой сильный наркотик? Она торчит на проблемах! И старательно, как и все наркоманы, пытается подсадить меня на это дерьмо! Лилит всегда думает только о себе, только о своих эмоциях, переживаниях… Она думает только о своем существовании. А вообще это неплохо. Я почти пятьсот лет думал о себе… и был один. Ни у кого не было возможности и способности навязать мне мысли о ком-то другом, кроме меня самого. То же самое происходит и с Лилит. Невозможно втемяшить что-либо постороннее ей в голову. В ее голове есть место только для «Я» и для всех притяжательных местоимений первого лица. Но она смогла внушить свое существование мне в голову. Никто не смог, а она смогла…А теперь, она неизвестно где, наслаждается своей глупостью. Самое простое, что может втемяшиться в голову, так это глупость. И она еще хуже, чем «Я», также крепко сидит и не хочет вылезать на свет. Но глупость и «Я» очень тесно сотрудничают в ее голове. Эгоистка до кончиков волос… Какой же жуткий чувственный бардак присутствует в ней? Она не в состоянии разобраться с ним, разложить все красиво и аккуратно по полочкам. Нам с ней не нужен порядок. Хаос в голове и сердце – для нас все! Маленькая ошибка, которую я только сейчас обнаружил…»

Левиафан поехал домой. Он больше не пытался позвонить. Он больше не пытался думать о ней. Он больше не хотел думать.

Лилит спала в одиноком и пустом номере. Ей было все равно. В мире сновидений беспокоится не о чем, только разве что о терроре собственных снов. В мире сновидений есть все, чего хочется иметь в жизни, но не получается, потому что может противоречить законам.

Она видела некую идиллию между ним и собой, что это был рай, из которого не хотелось уходить, открывать глаза и проваливаться в глубокую яму реальности. Как же хочется иногда верить в идиотские и слащавые сны, хочется в них пожить какое-то время и ни о чем больше не беспокоиться. Но спустя несколько часов мозг выкидывает в реальность, глаза открываются и снова видят скудность окружающей обстановки.

15

Словно рак-отшельник, Лилит просидела в номер два дня, вообще не выходя из него. Левиафан дал себе слово и сдержал его: не пытаться искать, не пытаться звонить…не пытаться ждать. Ему казалось, что будет лучшего всего, если она не вернется…никогда больше. Чувства были настолько сильны, что он сам боялся ее возвращения. Если этого возвращения не будет, значит им обоим был дан шанс счастливо прожить свои жизни друг без друга, не зная и не вспоминая друг друга…забывая.

Почему любовь иногда требует расставания без причин или не их объяснения? Левиафан нутром чувствовал, что забыть эту девушку – было бы идеальным вариантом для дальнейшего существования. Но Лилит так не считала. Эгоистка не эгоистка, но она любила его и хотела быть с ним в течение долгого времени.

На третий день она расплатилась за номер и поехала туда, куда ее тянуло. Ей было страшно, но бороться с собой она больше не могла. Из-за того, что он не мог позвонить ей, даже не искал ее (иначе бы давно нашел), Лилит боялась потерять нечто поважнее, чем себя.

Утром Левиафан собирал вещи. Он решил уехать и никогда больше не возвращаться снова в этот город, последовать трусливому примеру Жаклин. Руки отказывались складывать вещи, но он заставлял их делать это, не смотря на боль.

Он спустился вниз в поисках нужных вещей и замер. На улице тихо прошуршал знакомый звук мотора. Левиафан опустил голову и рассмеялся плачущим смехом, понимая, что можно идти назад и распаковывать вещи. Он никогда не сможет, глядя в зеленые глаза, сказать: «Я уезжаю навсегда».

Лилит вышла из машины и печально улыбнулась. Как и предполагалось, черная бесконечность стояла как новая, без единой царапинки и вмятины.

Как только Лилит вошла в дом, сразу же наткнулась на стоящего к ней лицом вампира. Его руки были скрещены на груди, взгляд хмурый, а губы застыли в горькой ухмылке. Волосы, как всегда, находились в милом беспорядке, пряча под челкой строгие морщины на лбу.

– Привет, милая… – угрюмо сказал он. – Я тебя не ждал!

Левиафан честно соврал. Конечно же, он ждал, но не хотел себе в этом признаваться, а ей уж тем более. В нем лелеялась одна глупая и безжалостная надежда, что девушка разозлится и уедет. Но Лилит как будто чувствовала, что вести себя надо осторожно. Она пожала плечами в ответ и прищурилась, изучая его лицо.

– Ты что же, даже не собираешься орать на меня или ломать что-нибудь? – спросила она усмехнувшись.

– Не вижу в этом никакого смысла. У тебя мозги переломаны, а что может быть еще страшнее, чем это? Неужели сломанная кость сравнится с переломанными мозгами? Вряд ли!

– Зачем ты пытаешься меня оскорбить? – выглянула она в окно, словно разговаривала сама с собой.

– Правда не оскорбляет, милая. Она либо убивает, либо ее принимают и осознают. Ты, как всегда, пытаешься вылезти в особую категорию. Ты должна быть особенной во всем…

– А что в этом плохого? Судя по твоей интонации и поведению, этот диалог не имеет никакого отношения к инциденту на дороге. Интересно, к чему же он тогда? Если ты не хочешь кричать на меня или что-либо делать со мной, то я не понимаю, во что конкретно ты сейчас играешь? Скажи мне, я подыграю!

– Да? – улыбнулся он. – Маленький котенок, который увидел бабушкин клубок и нарывается с ним на игру?