Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А может, все проще и грубее. «Не взрыв, но всхлип». Пожалуй, чаще миры сгнивают, а не сгорают. Расколотые на страны и военные блоки, обитатели чужих планет могут терзать друг друга заодно с биосферой, играть с технологиями, как со спичками, тратить невосполнимые ресурсы, отправляя себя в Средневековье. Города зарастут бурьяном, рассыплется бетон, ржавчина изъест металл, но еще долго будут копошиться, как черви на трупе цивилизации, деградировавшие потомки. А потом носители разума или опустятся до уровня зверей, или вовсе исчезнут.
Так что не было и не будет никаких космических войн вроде тех, что в фильмах Джорджа Лукаса. Разум почти наверняка совершает самоубийство раньше выхода за пределы своей планеты в качестве хозяина, а не робкого гостя.
Но даже если миллионы миров уже погибли, мироздание — это не кладбище. Это был вселенский Освенцим, где триллионы разумных существ переминаются в колонне приговоренных на пути в газовую камеру.
Вот где юдоль скорби и ужаса, а никак не на Земле. Там, наверху, катастрофа растянута в пространстве и времени на миллиарды и временных, и световых лет, где злой демиург порождает, а затем пожирает своих детей.
Думай об этом, ты, пока еще живой, и пусть это отвлечет тебя от мрачных мыслей. От того, что последняя банка тушенки пуста, а патронов осталось только на то, чтоб с гарантией вышибить себе мозги.
А может, все это чушь и никого, кроме людей Земли, нет во Вселенной, ведь вероятность самозарождения жизни — выстраивания цепочки РНК — до смешного мала. А уж про остальные шаги на пути от прокариота до человека разумного и говорить нечего. Для этого должны совпасть тысячи факторов.
Что, если на каждом из этих этапов нам просто фантастически везло? А другим нет, поэтому инопланетяне и не отправляют сигналов. Что, если те же гамма-всплески и взрывы сверхновых периодически стерилизуют весь Млечный Путь, кроме той узкой области, где повезло совершать свое обращение вокруг центра галактики Солнцу?
Да и кто тебе точно скажет, отчего погибли динозавры, человече.
Может, мы — единственная свеча во мраке, да и та вот-вот погаснет на ветру. Думай, как хочешь, счастливчик. Думай, ведь пока ты мыслишь, ты существуешь.
Утро новой эры
Алексей Доронин
Одиноко незрячее солнце смотрело на страны,
Где безумье и ужас от века застыли на всем,
Где гора в отдаленье казалась взъерошенным псом,
Где клокочущей черною медью дышали вулканы.
Были сумерки мира.
Но на небе внезапно качнулась широкая тень,
И кометы, что мчались, как волки, свирепы и грубы,
И сшибались друг с другом, оскалив железные зубы,
Закружились, встревоженным воем приветствуя день.
Николай Гумилев
Интермедия 1. Панорама
Когда Эбрахаму Сильвербергу доложили о находке, он был в бешенстве. Но длился приступ иступленной ярости не больше пяти минут. Его психика давно стала инертной, и эмоции не держались долго; это же он замечал в последнее время за другими. К тому времени, когда нарушителя привели к нему, ярость капитана сменилась обычной апатией, а про желание первым делом тряхнуть недоумка, как тряпичную куклу, он и вовсе забыл.
Жалкий идиот. Естественно, этот Брешковиц не мог предполагать, что все, что он вытворял наедине, не оставалось тайной для командования и что священное privacy на борту грубо нарушалось. Никто из экипажа, кроме капитана и старшего помощника, не знал, что во время переоборудования в Испании в каждой каюте была установлена скрытая камера. Изображение с них не отслеживалось в режиме реального времени (хотя для профилактики самоубийств и это первоначально делалось). Но при возникновении подозрений можно было просмотреть запись за любой из последних дней. А подозрения возникли.
Взять хотя бы остекленевший взгляд, с которым калифорниец часто приходил на мостик. Или тот случай, когда он ночью разговаривал сам с собой, будто беседовал с кемто по телефону. Половину свободного от вахт времени он проводил в комнате отдыха, где смотрел старые комедии — с убранным до минимума звуком. Смеялся до слез, глядя на безмолвные выкрутасы Джима Кэрри или Майка Маерса, один в пустом зале.
Кого же этот долбаный Центр Национального Спасения прислал?
— Как это понимать? — только и спросил капитан, когда Роберта привели к нему в каюту.
Джон Ковальски, старший помощник, выполнявший на борту функции блюстителя закона, — дюжий поляк (вернее, до попадания в «плавильный котел» его предки были из этой нации) — встал за спиной нарушителя режима, хотя вряд ли в том была необходимость. Вид у пойманного с поличным был спокойный, глаза не бегали. Он, казалось, ожидал этого со дня на день и давно смирился со своей судьбой. Капитан не думал, что тот способен схватить со стола ножницы и всадить ему в грудь.
Он потряс перед лицом Роберта Брешковица пакетиком с белым порошком.
— Вы, надеюсь, не будете отрицать, что это ваше?
— Это мое… сэр.
— Когда вы начали?
— Еще в Австралии. Каждый снимает боль, как может.
— В медпункте вам могли назначить антидепрессанты. А вы, похоже, нашли коечто посильнее, чем прозак[31] Знаете, хоть вы и гражданский специалист, я могу отдать вас под трибунал. Черт побери, согласно новым полномочиям я и сам могу вышибить вам мозги. Понимаете?
Мерзавец кивнул. «Если вы считаете нужным», — говорил его взгляд. Он знал, что незаменим.
Хорошенький выбор. Доверить ядерное оружие неуравновешенному человеку или провалить задание. Этот гражданский, разрабатывавший программное обеспечение для