Охотники на мамонтов - Джин Мари Ауэл

– Она что, к тому же еще и целительница? – спросила Мамута Ломи.

– И очень искусная… Вряд ли кто-то из наших окажется лучше, чем она, даже ты, Ломи.

Ломи знала, что это не пустые слова. Старый Мамут с большим уважением относился к ее искусству.

– А я-то думала, Мамут, что ты просто удочерил молодую красотку, чтобы она скрасила твои последние годы.

– Однако так оно и получилось, Ломи. Благодаря ей этой зимой меня гораздо меньше мучили боли в суставах, да и прочие старческие недомогания, – сказал он.

– Я рада слышать, что за ее миловидной внешностью скрывается нечто большее. Хотя странно, ведь она еще так молода.

Наконец Ломи перевела взгляд на Эйлу:

– Итак, тебя зовут Эйла.

– Да, я – Эйла, дочь очага Мамонта Львиной стоянки племени мамутои… охраняемая Пещерным Львом, – добавила она после небольшой паузы, вспомнив наставления Мамута.

– Эйла из племени мамутои… Гм… Звучит странно, но, видимо, в этом виноват твой голос. Хотя он довольно приятный. Однако произношение непривычное. Это очень заметно. Я – Ломи, Мамут Волчьей стоянки и целительница из племени мамутои.

– Главная целительница, – вставил Мамут.

– Как я могу быть Главной целительницей, старый Мамут, если она равна мне!

– Я не говорил, что она равна тебе, Ломи. Но имел в виду, что среди вас ей нет равных. Ее судьба очень необычная. Она училась… у человека, обладающего огромным запасом знаний в определенной области лекарского искусства. Смогла бы ты с ходу определить слабый запах коровяка в густом шалфейном аромате, если бы не знала, что за травы дымятся на камне? Да и кто мог бы сразу распознать, от какой болезни ты лечишься?

Ломи неуверенно начала было что-то отвечать, но умолкла, так и не закончив фразу. Мамут продолжал:

– Думаю, ей достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять это. Она обладает редким даром определения болезней и знает множество удивительных снадобий и способов помочь, но, с другой стороны, ей не хватает знаний именно в той области, которую ты знаешь лучше всех целительниц. Ты лучше всех умеешь выявить и устранить проблемы, порожденные болезнью, и помочь человеку обрести силы для выздоровления. Она многому может научиться у тебя, и надеюсь, ты согласишься подучить ее, но я также считаю, что ты тоже многому можешь научиться у нее.

Ломи повернулась к Эйле:

– И ты действительно хочешь этого?

– Да, очень хочу.

– Если ты уже обладаешь такими обширными знаниями, то чему же я смогу научить тебя?

– Клан посвятил меня в целительницы… И я должна помогать людям. Это мое призвание. Меня воспитывала одна женщина… она принадлежала к роду лучших целительниц. И она с самого начала объяснила мне, что учиться надо всегда, постоянно пытаясь узнать что-то новое. Я была бы очень рада поучиться у вас, – сказала Эйла.

Ее искренность была неподдельной. Ей не терпелось поговорить с кем-то, поделиться своими мыслями, обсудить свои способы лечения и узнать новые. Ломи задумчиво молчала. «Клан?.. Где-то я слышала об этом прежде. Никак не могу вспомнить…» Она отогнала эти мысли, решив, что, возможно, все прояснится само собой.

– Эйла приготовила для тебя подарок, – сказал Мамут. – Можешь позвать кого-то, если хочешь, но потом мы опустим входной занавес.

Люди начали заполнять палатку. Одни проходили к очагу, продолжая свои разговоры, другие останавливались у входа. Вскоре все собрались внутри. Никому не хотелось пропустить такое событие. Когда они расселись вокруг очага и полог был опущен и закреплен с помощью завязок, Мамут взял горсть земли с рисовальной горки и погасил маленький костерок, однако яркий дневной свет все же слегка освещал палатку. Его лучи проникали как сквозь дымовое отверстие, так и сквозь тонкие кожаные стены. Конечно, в этой тускло освещенной палатке не получится такого же потрясающего представления, как в темном земляном жилище, однако все мамуты должны и так оценить его возможности.

Эйла отвязала от пояса кожаный мешочек, сделанный Барзеком по просьбе самой Эйлы и Мамута, и достала оттуда пучок сухой травы, огненный камень и кремень. Когда все было подготовлено, Эйла помедлила, впервые за множество лунных циклов мысленно обращаясь к своему тотему. Она не просила ни о чем особенном, просто ей хотелось высечь яркие, впечатляющие искры, чтобы добиться желаемого Мамутом воздействия. Затем она взяла кремень и резко ударила им по куску железного колчедана. Искристый огонек сразу погас, но его было хорошо видно даже в полутемной палатке. Эйла нанесла второй удар, и на этот раз искра упала на хворост, и вскоре костерок в очаге запылал с новой силой.

Совершая обряды, мамуты обычно всегда стремились достичь наибольшего зрительного эффекта и были сведущими в такого рода хитростях. Они гордились собственными знаниями и пониманием того, как создавались подобные представления. Их трудно было чем-то удивить, однако огненный трюк Эйлы на некоторое время лишил их дара речи.

– Магия заключена в самом огненном камне, – сказал старый Мамут, когда Эйла, сложив камни в мешочек, передала его Ломи. Затем тон и сила его голоса заметно изменились: – Но Эйле открылось знание того, как извлечь огонь из этого камня. Мне даже не было необходимости удочерять ее, Ломи. Она была рождена для Мамонтового очага, избрана Великой Матерью. Ей не оставалось ничего другого, как только следовать по пути, предназначенному судьбой, и теперь я знаю, что наши пути должны были пересечься. Я знаю, почему мне суждена была такая долгая жизнь.

Его слова вызвали у всех присутствующих в палатке Мамонтового очага такое сильное внутреннее потрясение, что даже волосы на их головах слегка зашевелились. Он коснулся того сокровенного таинства, того глубинного призвания, которое в определенной степени ощутил каждый шаман, и это не имело ничего общего с поверхностным трюком или случайными непристойными шутками. Старый Мамут был своего рода феноменом. Само его существование было чем-то сверхъестественным. Никто не жил так долго. Даже его имя стерлось в череде бесконечных лет. Каждый человек в этой палатке был мамутом, шаманом своей стоянки, но его называли просто Мамут, поскольку его имя и призвание стали единым целым. Никто не сомневался, что существует особая причина для такого долголетия. И если он сказал, что эта причина связана с Эйлой, то, значит, и она причастна к тем сокровенным и необъяснимым таинствам жизни и окружающего мира, которые стремились постичь все мамуты.

Покидая палатку вместе с Мамутом, Эйла испытала глубокое смятение. Она также почувствовала трепетную дрожь, когда Мамут заговорил о ее предназначении, однако ей не хотелось считать себя объектом такого пристального внимания неких потусторонних