Селянин - Altupi

— Я люблю его, мам, — первый раз за неделю подал голос Кирилл, тихо и апатично, — а вас — нет.

— Что ты такое говоришь? — ужаснулась она вполне натурально, заломила руки.

— Вы сделали из меня предателя.

Мать возмущённо задрала нарисованные брови, покачала головой, что-то фыркнула.

— Снимите запреты, мам, отмените свой ультиматум. Дайте мне Егора успокоить. Хотя бы просто успокоить по телефону.

Вместо разрешающего ответа Кирилл увидел непреклонно сжавшиеся ярко-красные губы. Всё ясно. Он сплюнул и ей под ноги и зашагал к своей машине. Грудь сжимала глухая тоска.

88

Пашка Машнов подошёл к нему через две недели, в первый день октября. Встретил на улице возле института. День был хмурым, темнело, по небу неслись свинцовые дождевые тучи, ветер задувал за воротник. В лужах на асфальте отражался скучный, замызганный город. Грязь тонким слоем липла к подошвам кроссовок, забивала протектор.

Пашка был одет в лёгкую болоньевую куртку, нос покраснел, того и гляди из него потечёт.

Он приблизился, как-то боком, озираясь на обходящих лужи студентов, будто боялся быть застуканным с пидором или чувствовал вину перед ним. Кириллу было насрать, он остановился-то только потому, что у него подушечка арбузной жвачки в грязь упала, а другая не желала из фольги выковыриваться.

— Здорово, — смущённо и немного заискивающе заглянул в глаза Пашка.

Кирилл покосился на него и не ответил, вернулся к выковыриванию жвачки.

— Да ладно тебе дуться, всё же нормально, — продолжил Пашка беззаботно и даже весело, как будто они всего-навсего настучали друг другу совочками в песочнице. И всё же он робел, жался, как цыплёнок, глубоко засунув руки в карманы вельветовых штанов, перекатывался с пятки на носок.

— Это я дуюсь? — уточнил Кирилл, выковырнув наконец жвачку и отправив её в рот. Арбузная свежесть заволокла мятой горло.

— Ну брось, Кира! — взмолился Пашка. — Ну повыёбывались и хватит! Мне так тебя не хватает!..

Калякин ему поверил. Машнов никогда не умел долго кого-то ненавидеть, злиться, обижаться. Он был отходчивым. В основном это над ним глумились, подшучивали, а он уже через пару дней забывал, общался, как ни в чём ни бывало, лип. Сейчас он побил все свои рекорды по исчезновению из поля зрения, а ведь они всегда были неразлучными корешами, вместе выжрали не одну цистерну пива и водки.

Но себя Кирилл к быстро отходчивым не причислял. К Паше у него имелись особые счёты.

— Ты окно нам разбил, — предъявил он, — и дружков-дебилов на нас натравил.

— Ой, ну, Кирюх… Ну не начинай! По пьяни всё это было! На трезвую я бы ни-ни!..

— Да мне по хую, Паш. Уёбок — вот кто ты. Говори, что надо, а то я дальше в игнор отправлюсь: нет желания с тобой базарить.

— Ну… ну… ну… — Пашка запрыгал перед ним, схватил за рукав, будто задерживая на месте. Преданно заглядывал в глаза. — Ну, извини, блять, Кирюх. Извини дурака. Ты ведь мне как брат! И Егорка… ну, помнишь, я к нему нормально относился, когда ты его обсирал?

Кирилл стиснул зубы. Эти воспоминания он мечтал выжечь из своего мозга.

— Я слышал, он мать в Израиль повёз? — продолжил Машнов. — Ты сейчас один… Скучаешь по нему, наверно?

— Чего тебе надо? — отрывисто, сжав кулаки, процедил Кирилл. Он замёрз и устал от этого разговора. Жвачка потеряла вкус и клеилась к зубам, как сопли. Люди на территории иссякли, в окнах зажёгся свет.

— Пойдём в клубешник? — сразу переключился Машнов. Глазки у него сделались просительные-просительные. — В «Облаках» сегодня вечеринку мутят крутую. Посидим, выпьем… за понимание, а? Мне правда тебя не хватает. Вот тебе, блять, крест! — Он быстро и неумело перекрестился. — Обещаю даже заплатить за тебя.

— Я сам за себя заплачу, — буркнул Кирилл, чувствуя, что даёт слабину. Внутренний голос тут же подсказал оправдания: слишком сильно эмоционально перенапрягся в последний месяц, нужна разрядка, отдохновение, алкоголь до полного отрубона, танцы до упаду, в общем, надо развеяться и выпустить пар.

— Отлично! — просиял Пашка, который, вероятно, и рассчитывал не платить. — Значит, идём?

— Идём, — со вздохом подтвердил Кирилл. Будто себя уговаривал.

— Замётано! Узнаю братуху! Дай пять! — Пашка выставил ладонь.

— Иди в жопу, — огрызнулся Калякин.

— Ну и ладно, — не расстроился Машнов, убрал ладонь. — В девять я за тобой зайду. Не опаздывай — не барышня. Или ты теперь барышня? Какие там у вас с Егоркой роли?— Говорил он беззлобно, по-дружески подтрунивал и только это его спасло. Кирилл снова послал его в пешее эротическое путешествие. Не заметил, как перестал хмуриться и засмеялся. Возвращение приятеля с извинениями пролило бальзам на самолюбие.

Они разошлись по сторонам. Пашка потопал ещё к каким-то корешам, Кирилл сел в машину и поехал домой. Он не видел ничего зазорного в том, чтобы сходить в клуб и оторваться. В конце концов, он не праздновать собрался, а напиться с горя. Чтобы забыться и выплакать потом на плече у друга свои нервы. Он каждое утро думает, что сорвётся, и вот время пришло. Невыносимо дольше сидеть в четырёх стенах одному, тупо пялиться в телевизор, в ноутбук, злиться, рефлексировать, проклинать, молить бога, разговаривать с Егором в мыслях.

Всего один раз. Для разрядки. Вдвоём. Целомудренно.

Потом снова закроется в раковине и будет смиренно ждать окончания госпитализации.

Приехав, Кирилл поел всухомятку, лёг перед телевизором, включил боевик, закутался в одеяло. Дома было холоднее, чем на улице, центральное отопление ещё не работало, греться в родительской квартире с индивидуалкой гордо отказался.

В половине пятого позвонила мать. Кирилл поговорил с ней об учёбе и питании. Сквозь зубы, сухо, но недавно начал отвечать на вопросы: деньги кончались, а кроме родителей, пополнить его бюджет некому. Они восприняли возвращение к нему дара речи, как хороший знак и подвижку к исправлению.

— Вечером с Пашей идём в клуб, не разыскивай меня, — предупредил он.

— Не будем, — уверила мать. — Идите. Молодцы!

Теперь она согласна на Пашку, втянувшего сына в историю с коноплёй, на всю компанию алкашей, которых раньше гоняла из квартиры. Не согласна только на умницу Егора, который благотворно влияет на разгильдяя и тунеядца. Лучше спившийся несчастный натурал, чем счастливый и довольный гей. Л — логика.

Кирилл кинул смартфон на подушку и снова погрузился в грёзы. День, когда Егор и мама Галя вернутся домой, он прокрутил в голове уже три тысячи раз. Боялся, что наткнётся на отчуждение. Потом, когда-нибудь, восстановившись в институте и обретя новую любовь, Егор будет рассказывать, что его предали дважды.

Нет, после двойного предательства Егор замкнётся и не захочет новой любви.

Кирилл