Париж - Эдвард Резерфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но по-настоящему она встревожилась после встречи с одним англичанином на приеме в Париже. Это был прямой как палка и немного желчный британский офицер, которого армия откомандировала в академию при французском генеральном штабе, где он преподавал военную разведку. Мари поинтересовалась, не беспокоит ли его ситуация с Гитлером.
– Конечно беспокоит, мадам. – Он прекрасно говорил по-французски.
– Вообще-то, считается, что Германии потребуется двадцать лет, чтобы подготовиться к войне, – сказала Мари.
– Да, мадам, так все говорят. И первоначальная оценка была, вероятно, точной. К сожалению, мы забываем, что эту цифру назвали сразу после Великой войны. То есть почти двадцать лет назад.
– Вы не верите, что намерения Гитлера исключительно мирные?
– Как я могу в это верить, когда в «Моей борьбе» прямо заявлено, что он хочет войны, и когда он перевооружает германскую армию с фантастической скоростью?
– Ваше мнение многие разделяют?
– Мой зять служит военным атташе в Польше. Он говорит, что в Восточной Европе все отлично понимают, чего хочет Гитлер. Наш военно-воздушный атташе в Берлине передал в Лондон, что все новые коммерческие и частные аэропорты, которые Гитлер строит в Германии, могут за несколько дней превратиться в военные. За это сообщение атташе с позором отозвали на родину.
– Знаете, я много лет жила в Англии и до сих пор слежу за тем, что происходит в британском парламенте. Мистер Черчилль тоже высказывает опасения из-за перевооружения германской армии, но его голос звучит так одиноко.
– Он говорит только то, что хорошо известно всему дипломатическому корпусу и военной разведке. Конференция в Мюнхене была фарсом.
– Трудно поверить, что кто-то может снова захотеть воевать.
– Гитлер хочет.
– Французская оборона все еще надежна.
– Укрепления Мажино великолепны, мадам, но стоимость их строительства столь велика, что линию не довели до моря. Немцы могут проникнуть сюда с севера, а если мы соберем там армии, то все равно остается прореха между линией Мажино и северными равнинами.
– Но там же Арденны. Сплошь горы и непроходимый лес.
– «Непроходимый» – главное слово, мадам. Стоит перейти через Арденны, и вы в открытых полях Шампани – путь к Парижу свободен!
– У нас большая армия.
– О да, мадам, и ваши солдаты храбры. Более того, у Франции больше танков, чем у Германии. Но эти танки разбросаны по всей стране, тогда как немцы собрали свои в сильный кулак с полноценным прикрытием с воздуха, и этот кулак может двигаться вперед с убийственной скоростью. Во французской армии нашелся думающий офицер, который убеждает командование последовать примеру Германии в том, что касается танковых формирований. Его зовут де Голль, и вы, вероятно, никогда не слышали о нем. Его ранг недостаточно высок, чтобы его стали слушать в генеральном штабе. Однако он абсолютно прав.
Мари потом пересказала весь разговор Роланду.
– Я тоже никогда не слышал об этом де Голле, – сказал муж, – но, похоже, твой англичанин знает, что говорит.
Для Мари и Роланда конец 1938 года и первая половина 1939 года прошли спокойно. Шарли приехал, чтобы провести в замке август, и в один из этих дней произошло событие, потрясшее всю Европу.
– Россия и Германия заключили пакт?! – вскричала Мари. – Поверить не могу. Они же заклятые враги. Они ненавидят друг друга. Как они могут вдруг стать союзниками?
Роланд подумал немного, и сомнений у него не осталось.
– Это означает войну, – сказал он. – Логика тут может быть только одна: Сталин увидел, что его западные союзники слишком слабы, чтобы помочь ему в борьбе с Германией, поэтому ему пришлось договариваться с Гитлером. Почему Гитлер пошел на такое? У России есть сырье, столь нужное ему. Но превыше всего ему важно нейтрализовать Советы, пока он атакует Запад. Войну на двух фронтах даже ему не потянуть.
– Так ты думаешь, он скоро нападет на нас? – спросил Шарли.
– Вероятнее всего.
– Тогда мне надо готовиться воевать.
Гром грянул, едва закончился август. События развивались с невероятной быстротой.
Блицкриг. Бронетанковые колонны Гитлера вторглись в Польшу и смяли ее. Франция и Британия объявили Германии войну и начали морскую блокаду немецкого флота. Но они оказались бессильны помочь несчастной Польше, и вскоре Германия поделила ее между собой и своим новым союзником Россией. Что касается Шарли, то он даже не стал ждать мобилизации и поехал в Париж, чтобы добровольно вступить в армию.
В день его отъезда было солнечно. Так как «вуазену» предстояло остаться в замке, к станции сына подвез Роланд вместе с Мари.
Какой красивый стоял он на платформе в ожидании поезда! Мари казалось, что она испытывает такую же гордость за него и тот же тайный страх, как если бы он приходился ей родным сыном. Потом послышалось пыхтение маленького паровоза, и он с лязгом подъехал к станции. Вагоны замедлили бег и остановились. Шарли был готов прыгнуть в тамбур.
– Одну секунду, сынок, – сказал ему отец и сунул руку в карман. – Эту зажигалку, как тебе известно, смастерил для меня один солдат во время Великой войны. Она неказиста, но мне приносила удачу. Возьми ее, и кто знает, может, она и для тебя станет счастливым талисманом.
– Буду всегда носить ее с собой. – Шарли взял гильзу и опустил в карман куртки.
Они обнялись. В вагоне Шарли добрался до своего места и высунулся в открытое окно. Когда поезд тронулся, он помахал Роланду и послал Мари воздушный поцелуй. Они стояли на платформе до тех пор, пока Шарли не скрылся из виду.
– Я уверена, что с ним все будет в порядке, – сказала Мари.
Следующие несколько месяцев длилась неопределенность. Французская армия вышла на боевые позиции. На северных границах страны сосредоточились крупные британские силы. Тем не менее ничего не происходило. Гитлер не пытался продвинуться дальше на запад. Миновали октябрь и ноябрь, а там и Рождество. По-прежнему ничего. Британцы называли эту войну «ненастоящей». Французы говорили, что она «странная».
Как обычно, бо́льшую часть зимы и весны де Сини провели в Париже. И в этот период Мари было интересно наблюдать за тем, как меняется настроение столичных жителей. К концу года их друзья начали говорить о своих планах на лето. В январе живущая по соседству светская дама, сын которой также пошел в армию, заметила, что ее мальчику давно уже положен отпуск.
– Как я посмотрю, эта война скоро совсем сойдет на нет, – сказала она. – Немцы не посмеют напасть на Францию.
Эти слова, по-видимому, выражали общепринятую точку зрения.
Но Мари ее не разделяла. Для человека с ясным, как у нее, умом было очевидно: люди склонны принимать временное ослабление угрозы за признак ее отступления. Такова человеческая природа.