500 великих загадок истории - Николай Николаев

Лишь после того, как приводнились в Сиэтле, начались триумфальные этапы. Американские газеты начали на первых полосах давать подробные сообщения о встречах посланцев с другого полушария.

Для заокеанских специалистов цельнометаллический моноплан такой мощи стал откровением. Уже в Сиэтле, когда самолет отогнали в ангар и механик Дмитрий Фуфаев вместе с американским коллегой занялся необходимым осмотром и ремонтом, появилось несколько инженеров из фирмы Боинга и начали обмеривать машину, срисовывать детали… После перелета «Страны Советов» американское, да и мировое авиастроение перешло на цельнометаллические монопланы.

В самой Стране Советов перелет был расценен как свидетельство «безграничных возможностей» социалистического строя. Московские газеты тех дней были заполнены восторженными комментариями. Знаменитый публицист Михаил Кольцов писал: «Четыре летчика взяли Нью-Йорк из Москвы, взяли, что называется, горбом, взяли с кровью, но взяли, черт подери»…

Об этом триумфальном покорении «Страной Советов» Соединенных Штатов Сталин в своей эпохальной статье «Год великого перелома», опубликованной 7 ноября 1929 г., не сказал, само собой, ни слова.

Как выяснилось, Сталин, который еще с весны того же 1929 г. держал под своим присмотром вопросы подготовки того перелета, противился назначению Шестакова командиром экипажа. Дело в том, что в конце 1927 г. этот пилот, только что триумфально слетавший на разведывательном Ант-3 в Токио и обратно, вдруг демонстративно покинул партийное собрание управления военно-воздушных сил, положив на стол президиума партбилет – в знак протеста против политики партии в области экономики. Петр Баранов пригрозил своему шеф-пилоту, что без партии тому «неба не видать», и тем самым заставил его попроситься обратно в ряды… Как удалось убедить злопамятного «вождя народов» в необходимости направить в полет за океан «раскаявшегося оппозиционера», свидетельств не сохранилось.

Как сложилась дальнейшая судьба участников перелета?

Филипп Болотов вернулся в морскую авиацию летчиком-испытателем, после войны его сразил паралич. Дмитрий Фуфаев командовал авиаотрядом в магаданском «Дальстрое», не раз попадал в нередкие в полярных краях авиакатастрофы, после войны был списан, вернулся в Москву и… тут же разбился – уже пассажиром, полетев в санаторий в Прибалтику.

Более благополучно (относительно, конечно) сложилась судьба Бориса Стерлигова. После перелета он полтора десятка лет был флаг-штурманом ВВС, дослужился до генерал-лейтенанта. И после смерти в начале 70-х гг. оставил рукопись воспоминаний, которая, к сожалению, по сей день не опубликована.

Материал Ю. Попова

С именем «императора пустыни» – Романа Федоровича Унгерн-Штернберга – уже при его жизни было связано немало легенд. После гибели барона бывшие унгерновцы распускали слухи о несметных богатствах, награбленных бароном в годы Гражданской войны и якобы зарытых им незадолго до гибели в разных местах. В сентябре 1924 г. в поиск кладов включилась и резидентура ОШУ в Урге (ныне Улан-Батор). В местности Тологой-Дахту гэпэушникам удалось отыскать один из кладов: несколько деревянных ящиков с царскими кредитками и ценными бумагами, которые от времени превратились в липкую червивую массу. Бриллиантов там не оказалось.

Через пару лет бывший скотопромышленник Бер Хонович Закстельский, работавший когда-то в Монголии, рассказал своему приятелю, агенту Красноярского отделения Госбанка СССР Моисею Прокопьевичу Прейсу, о кладе в семь пудов золота, зарытом в Монголии в окрестностях Урги. Прейс в свою очередь проинформировал об этом сотрудников ОГПУ и предложил организовать экспедицию.

Москва дала добро, обратив, однако, внимание на те препятствия, которые могли возникнуть из-за вмешательства монгольских властей. Операцию предлагалось начать незамедлительно.

13 июня договор (из 14 пунктов) был подписан, а 14 июня в 3 ч. утра приступили к раскопкам. Их вели во дворе текстильной мастерской Министерства народного хозяйства. Вначале выкопали большую канаву вдоль здания, затем такую же – от ворот вдоль соседнего здания. Вгрызались в землю с большим трудом – нетронутая целина не поддавалась лопате. Только неподалеку от ворот, на участке в 3–4 аршина, наткнулись на рыхлый грунт. Клада не было!

Р.Ф. Унгерн

Но Бер Закстельский, находившийся в это время в Иркутске, настаивал на переносе операции на конец апреля, мол, лучше, когда сойдет снег. Этим он дает повод Иркутскому окружному отделу ОГПУ, который также задействован в операции, заподозрить его в мошенничестве.

Тогда же (в конце января 1927 г.) из областного отдела ОГПУ БМАССР в Новосибирск и Иркутск поступило сообщение, что клад в Монголии, о котором знал вестовой Унгерна, был отрыт еще в 1924 г. По мнению ОГПУ республики, Закстельский тоже знал о существовании клада, так как зарывал его вместе с Супарыкиным и другими участниками, которые вскоре были убиты, но к изъятию ценностей отношения не имел. Об изъятии клада Закстельский не донес потому, что, по мнению чекистов, боялся потерять свою долю. В связи с этим ОГПУ БМАССР командировало в экспедицию с Закстельским и Прейсом сотрудника экономического отдела Якова Ивановича Косиненко.

Начальник областного отдела ОГПУ БМАССР Ермилов отправляет в Иркутское ОГПУ секретную записку, в которой сообщает, что Супарыкин живет где-то в Новосибирском округе под чужой фамилией. Закстельский собирается выехать к нему, чтобы выяснить обстоятельства изъятия клада.

В июне к чекистам присоединился председатель правления Монголбанка Дейчман. Заверив, что Монголия не даст вывезти золото, так как проводит серию мероприятий по укреплению собственной валюты, банкир предложил свой план: подать заявление в Монголбанк с просьбой разрешить проведение раскопок, а затем продать Монголии золото за твердую валюту.

Министерство Монголии запросило 25 % стоимости клада в свою пользу. Остальную часть клада монголы соглашались купить, но только за тугрики. Для советской стороны это еще 10 % потерь. Переговоры продолжались несколько дней.

По возвращении из Монголии Я.И. Косиненко подал руководству докладную записку, в которой высказал предположение, что они занимались поисками клада, который был отрыт еще в 1924 г.

Больше всех неудачей был удручен Закстельский. Несколько раз его видели плачущим. По сведениям Косиненко, он собирался разыскивать Супарыкина…

По материалам Леонида Кураса, доктора исторических наук. Материал подготовлен на основе документов архива Управления ФСБ Российской Федерации по Республике Бурятия

– В самом конце 1932 или начале 1933 г. в пионерской комнате нашей подмосковной средней школы появился в рамке под стеклом блеклый портрет мальчика в пионерском галстуке, – рассказывает А. Лискин, полковник юстиции в отставке. – Висевший ниже самодельный плакат извещал о том, что это Павлик Морозов, убитый кулаками в далекой уральской деревне Герасимовка. Приводилась и цитата из высказывания И.В. Сталина, назвавшего Павлика «недюжинным большевиком».