Двадцать лет спустя - Александр Дюма

Но не успел он договорить, как почувствовал у себя на груди дуло пистолета и услышал грозные слова:

– Не трогать!

– Гримо! – воскликнул он. – Гримо! Что ты здесь делаешь? С неба ты, что ли, свалился?

– Нет, сударь, – сказал верный слуга, – господин Арамис приказал мне стеречь этих лошадей.

– Так Арамис здесь?

– Да, сударь, со вчерашнего дня.

– А что вы здесь делаете?

– Стережем.

– Как? Арамис здесь? – повторил Атос.

– У калитки замка. Это его пост.

– Вас много?

– Шестьдесят человек.

– Позови же его.

– Сейчас, сударь. – И слуга со всех ног бросился исполнять приказание.

Трое друзей остались ждать его. Из всей компании один только кардинал был в дурном расположении духа.

Не прошло и десяти минут, как показался Арамис в сопровождении Гримо и еще десяти шевалье. Он сиял от радости и бросился на шею друзьям.

– Так вы свободны, братья! Освободились без моей помощи! И я ничего не мог сделать для вас, несмотря на все мои усилия!

– Не огорчайтесь, дорогой друг. Что отложено, не потеряно. Если не удалось теперь, удастся другой раз.

– Я все-таки принял все меры, – сказал Арамис, – достал шестьдесят человек от коадъютора; двадцать из них охраняют стену парка, двадцать дорогу из Рюэя в Сен-Жермен, двадцать рассыпаны по лесу. С помощью этого стратегического маневра я перехватил двух курьеров Мазарини, посланных к королеве.

Мазарини насторожил уши.

– Но вы, надеюсь, их честно и благородно отпустили назад к кардиналу? – спросил д’Артаньян.

– Ну как же, стану я с ним деликатничать! – сказал Арамис. – В одной из депеш кардинал объявляет королеве, что сундуки опустошены и что у ее величества нет больше денег; в другой доносит, что намерен препроводить своих узников в Мелен, так как Рюэй кажется ему недостаточно надежным убежищем для них. Вы понимаете, мой друг, что это последнее письмо подало мне надежду. Я со своими людьми устроил засаду, окружил замок, приготовил лошадей и стал ждать, когда вас вывезут из дворца. Я рассчитывал, что это будет не раньше как завтра утром, и не надеялся освободить вас без боя. Но вы уже на свободе, и дело обошлось без кровопролития, – тем лучше. Каким образом вам удалось вырваться из рук этого подлеца Мазарини? У вас, наверное, много поводов на него жаловаться?

– Нет, не очень.

– Правда?

– Скажу больше, нам даже следует похвалить его.

– Не может быть!

– Нет, правда. Мы свободны только благодаря ему.

– Благодаря ему?

– Да. Он приказал своему камердинеру Бернуину проводить нас в оранжерею, и оттуда мы прошли вместе с ним к графу де Ла Фер. Затем он предложил нам выйти на свободу, мы согласились, и он простер свою любезность до того, что проводил нас к самой стене парка. Мы благополучно перелезли через нее и встретились с Гримо.

– А, вот как! – сказал Арамис. – Это примиряет меня с ним. Жаль, что его здесь нет; я бы сказал ему, что не считал его способным на такой хороший поступок.

– Монсеньор, – сказал д’Артаньян, не выдержав наконец, – позвольте мне представить вам шевалье д’Эрбле, который, как вы сами слышали, желает почтительнейше приветствовать ваше преосвященство.

И он отодвинулся, чтобы Мазарини мог предстать изумленному взору Арамиса.

– О! О! – еле вымолвил Арамис. – Кардинал! Славная добыча! Эй, сюда, друзья! Лошадей! Лошадей!

Прискакало несколько всадников.

– Черт возьми! – сказал Арамис. – Стало быть, и я пригодился на что-нибудь. Монсеньор, позвольте засвидетельствовать вам мое почтение! Пари держу, что это дело рук Портоса. Кстати, я чуть было не забыл… – И с этими словами он отдал шепотом какое-то приказание одному из всадников.

– Мне кажется, благоразумнее будет тронуться в путь, – сказал д’Артаньян.

– Но я жду одного человека… одного друга Атоса.

– Друга? – спросил Атос.

– Да вот и сам он мчится галопом через кусты.

– Господин граф! Господин граф! – закричал юный голос, от которого Атос радостно вздрогнул.

– Рауль! Рауль! – воскликнул граф де Ла Фер.

И молодой человек, забыв свою обычную почтительность, бросился отцу на шею.

– Видите, господин кардинал, ведь правда, жаль разлучать людей, которые любят друг друга так, как мы! Господа, – продолжал Арамис, обращаясь к остальным всадникам, число которых с каждой минутой увеличивалось, – господа, составьте почетный конвой его преосвященству, ему угодно оказать нам милость, разделив наше общество. Надеюсь, вы ему будете за это признательны. Портос, не теряйте монсеньора из виду.

И Арамис, подъехав к д’Артаньяну и Атосу, которые что-то обсуждали, стал беседовать с ними.

– В путь! – сказал д’Артаньян после краткого совещания.

– Куда мы поедем? – спросил Портос.

– К вам, дорогой друг, в Пьерфон: ваш прекрасный замок достоин того, чтобы оказать гостеприимство его преосвященству. К тому же он расположен отлично: ни слишком близко, ни слишком далеко от Парижа; оттуда нетрудно будет поддерживать сношения со столицей. Пожалуйте, монсеньор. Вы будете там жить, как и подобает королю.

– Свергнутому королю, – прибавил Мазарини жалобно.

– Военная фортуна капризна, – сказал Атос. – Но будьте уверены, мы не станем злоупотреблять положением.

– Да, но мы им воспользуемся, – сказал д’Артаньян.

Всю ночь похитители ехали с быстротой и неутомимостью былых лет. Мазарини, мрачный и задумчивый, покорился своей участи.

К рассвету проскакали без остановки двенадцать миль. Многие всадники выбились из сил, несколько лошадей пало.

– Нынешние лошади не стоят прежних. Все вырождается, – сказал Портос.

– Я послал Гримо в Даммартен, – сказал Арамис, – он должен привести пять свежих лошадей; одну для его преосвященства и четыре для нас. Главное – не надо оставлять монсеньора; остальная часть отряда присоединится к нам после. Только бы проехать Сен-Дени, дальше уже нет опасности.

Действительно, вскоре Гримо привел пять лошадей. Владелец поместья, к которому он обратился, оказался другом Портоса и, не пожелав даже взять денег за лошадей, предоставил их даром; через десять минут отряд сделал остановку в Эрменонвиле; но четыре друга помчались дальше, конвоируя Мазарини.

В полдень они въехали в ворота замка Портоса.

– Ах! – сказал Мушкетон, ехавший все время молча рядом с д’Артаньяном. – Поверите ли, сударь, в первый раз с тех пор, как мы покинули Пьерфон, я дышу свободно.