Женщины Цезаря - Колин Маккалоу

Петиция была представлена в феврале, но ответа не последовало. Делегаты имели приказ Авлета сделать все, что необходимо, и оставаться в Риме столько, сколько потребуется. Поэтому они принялись беседовать с десятками сенаторов, пытаясь убедить их помочь. Естественно, единственное, в чем были заинтересованы сенаторы, — это деньги. Чем больше людей получат деньги, тем больше будет нужных голосов.

Возглавлял египетскую делегацию некий Аристарх — царский канцлер и лидер существующей дворцовой клики. Египет был насквозь пронизан бюрократией, которая высасывала его соки уже на протяжении двух тысяч лет. Первый Птолемей не смог справиться с египетскими бюрократами, и новая македонская аристократия вполне усвоила их замашки. При этом бюрократия сильно расслоилась: македоняне — наверху, плоды смешанных египетско-эллинских браков — в середине и в самом низу — коренные египтяне. Естественно, жрецы занимали исключительное положение. Все осложнялось еще тем, что египетская армия состояла из евреев. Коварный и хитрый, Аристарх был прямым потомком одного из знаменитых библиотекарей в Александрийском музее. Он пробыл старшим государственным чиновником достаточно долго, чтобы понять порядок дел в Египте. Поскольку в планы египетских жрецов отнюдь не входило сделать страну собственностью Рима, Аристарху удалось убедить жрецов увеличить долю Авлета, остававшуюся от расходов на управление Египтом, поэтому к рукам Аристарха прилипали большие суммы — куда больше, чем было известно Авлету.

Пробыв в Риме уже месяц, Аристарх понял, что поиск голосов среди заднескамеечников и сенаторов, которые никогда не поднимутся выше преторов, — это не способ добиться успеха. От заднескамеечников нужного декрета александрийцам не видать. Нет, Аристарху нужны были несколько консуляров — но только не boni. Ему требовались Марк Красc, Помпей Великий и Гай Цезарь. Но когда Аристарх принял такое решение — а это случилось до того, как стало известно об образовании триумвирата, — он не знал, к кому именно из этих троих обратиться. Аристарх выбрал Помпея, который был так богат, что ему не нужны были несколько тысяч талантов египетского золота. Поэтому Помпей просто выслушал безучастно и закончил беседу слабым обещанием, что подумает об этом.

От Красса тоже нечего было ожидать, даже если страсть Красса к золоту была общеизвестна. Красc просто хотел аннексировать Египет. Оставался Гай Цезарь, к которому александриец решил пойти как раз в те дни, когда в Риме поднялся шум по поводу второго аграрного закона — и перед тем, как Юлия вышла замуж за Помпея.

Цезарь хорошо знал, что закон Ватиния, принятый плебсом, обеспечит ему провинцию, но не даст необходимых денег на расходы. Сенат выделит стипендию, уменьшенную до минимума — в ответ на то, что Цезарь пошел к плебсу. Да еще и позаботится о том, чтобы казна как можно дольше потянула с деньгами. Цезарь этого совсем не хотел. В Италийской Галлии находилось всего два легиона, а двух легионов было недостаточно, чтобы воплотить замысел Цезаря. Ему требовались как минимум четыре полностью вооруженных легиона. Но это стоило денег, которых Цезарь никогда не получил бы от Сената. Особенно потому, что он не мог сослаться на оборонительные цели своей войны. Нет, Цезарь хотел стать агрессором, а это не было политикой Рима и сенаторов. Разумеется, замечательно иметь в составе империи новые провинции. Но такое могло случиться только в результате оборонительной войны, вроде той, которую Помпей вел на Востоке против двух царей.

И Цезарь понял, откуда появятся деньги на вооружение его легионов. Он понял это, как только в Рим прибыла александрийская делегация. Но Цезарь выжидал. И составлял планы, в которые входил гадитанский банкир Бальб. Цезарь полностью доверял ему.

Когда Аристарх явился к Цезарю в начале мая, тот принял его в Общественном доме очень учтиво и провел прямо в свой кабинет. Конечно, Аристарх восхищался увиденным, но было нетрудно заметить, что дом великого понтифика не произвел на александрийского канцлера глубокого впечатления: маленький, темный, мирской. Реакция Аристарха была написана на его лице, несмотря на излучаемое им обаяние. Цезарю стало интересно.

— Может быть, я не все могу понять в этих окольных путях, — сказал он Аристарху, — но я считаю, что, пробыв в Риме три месяца и ничего не добившись, ты мог бы прибегнуть к прямому контакту.

— Конечно, я хотел бы как можно скорее вернуться в Александрию, Гай Цезарь, — проговорил Аристарх, чистокровный македонянин, светловолосый, голубоглазый, — но я не могу уехать из Рима без положительных новостей для моего царя.

— Ты можешь получить их, если согласишься на мои условия, — решительно произнес Цезарь. — Будет ли для тебя достаточно сенаторского подтверждения права царя на трон? И в дополнение — декрет, делающий его другом и союзником римского народа?

— Я надеялся только на первое, — ответил ободренный Аристарх. — Царь Птолемей Филопатор Филадельф станет другом и союзником! Это превосходит мои самые смелые ожидания.

— Тогда раздвинь немного горизонты твоих мечтаний, Аристарх! Все реально.

— За определенную цену?

— Конечно.

— Какова твоя цена, Гай Цезарь?

— За первый декрет, подтверждающий право Филадельфа на трон, — шесть тысяч талантов золотом, две трети которых должны быть уплачены до прохождения декрета и последняя треть — через год. За декрет друга и союзника — еще две тысячи талантов золотом. Их надо заплатить целиком заранее, — сказал Цезарь, сверкнув глазами. — Это не обсуждается. Согласен — или не согласен.

— Ты хочешь стать самым богатым человеком в Риме, — сказал Аристарх, почему-то разочарованный. Он не считал Цезаря вымогателем.

— С шестью тысячами талантов? — засмеялся Цезарь. — Поверь мне, канцлер, они не сделают меня самым богатым человеком в Риме! Нет, часть этих денег пойдет моим друзьям и союзникам, Марку Крассу и Гнею Помпею Магну. Я могу получить декреты, но не без их поддержки. Нельзя ожидать, что римляне сделают одолжение иностранцам без значительного вознаграждения. Как я поступлю с моей долей, это мое дело, но скажу тебе, что у меня нет желания осесть в Риме и жить так, как живет Лукулл.

— Декреты выдержат критику?

— О да. Я сам их сформулирую.

— Тогда вся цена — восемь тысяч талантов золотом. Шесть тысяч — аванс и две тысячи через год, — сказал Аристарх, пожав плечами. — Хорошо, Гай Цезарь, пусть будет так. Я согласен на твою цену.

— Все деньги должны быть переведены непосредственно в банк Луция Корнелия Бальба в Гадесе, на его имя, — сказал Цезарь, многозначительно вскинув бровь. — Он распределит их так, как я ему скажу. Я должен защитить себя, ты же понимаешь. Поэтому никаких сумм не поступит на мое имя или на имя моих коллег.

— Понимаю.

— Очень хорошо, Аристарх. Когда Бальб сообщит мне, что деньги получены, тебе вручат твои декреты и царь Птолемей сможет наконец забыть о том, что предыдущий царь Египта некогда завещал Египет Риму.

— О боги! — воскликнул Красc, когда несколько дней спустя Цезарь рассказал ему об этой беседе. — Сколько я получу?