Идеаль - Фредерик Бегбедер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 41
Перейти на страницу:

На следующий день после нашего разговора я позвонил ее матери и оставил короткое сообщение: «Дорогая госпожа Дойчева, передайте вашей дочери Лене, что она приглашается на кастинг конкурса „Aristo Style of the Moment“ в гостинице „Европейская“ в Санкт-Петербурге 23 мая в 15 часов. Ваш телефон мне дал отец Иерохиромандрит из храма Христа Спасителя». И тут же забыл о ней. Теперь, увы, мне это уже не удастся.

Когда Лена вошла в «Caviar Ваг», она показалась мне ничем не примечательной, неуклюжей, косолапой, зажатой недотепой, — одним словом, я был сражен. Английское слово «clumsy»[59]— одно из моих любимых. Лена сама ходячий оксюморон — ее тело отрицает лицо. Странно, но мне показалось, что она чем-то на меня похожа, наверное, дело было в волевом подбородке, таком же выдающемся, как у меня. Ненавижу, когда при первой же встрече с девушкой у меня создается впечатление, что мы уже где-то виделись, особенно если я только что нажрался картошки с луком, селедки с луком и баклажанов с луком. Увидев ее, я разинул рот, но тут же закрыл его, чтоб не пахло. Черт, мне кажется, я не в состоянии о ней говорить. Мои эпитеты несуразны и дрожат от волнения. С чего же начать? Божественная красота не имеет изъянов. Ну, разве что ногти. Они сверкали, словно капельки росы. Обгрызенные, но без нервозности, — скорее надкусанные. Худосочные ломкие запястья цвета… личи? Гладкий браслет из серебристого металла был единственным препятствием на этом шелковом пути к локтю. Чувствовалось, что он слишком для нее тяжел, что крохотному запястью его не удержать. Ее ладони пришлись бы и Мадонне. Разнообразные оттенки бледно-белого, светло-розового и пушисто-песочного сливались в монохромную радугу, когда Лена протягивала ладошку и следом возникала вся рука и плечо, перерезанное дешевой бретелькой. Плечи — абсцисса, лифчик — ордината: красота обожаемой девочки, казалось, расчерчена на миллиметровке. Кружева выдавали нижнее белье юной паиньки, которая не ночевала дома и утром наспех оделась, чтобы поскорее вернуться к маме. Венера Милосская плюс руки: маленькие, но твердые соски, совсем как у статуи, мраморная грудь, но летучие волосы; тот же легкий наклон головы, та же белизна бессмертия, только лилейный ее отблеск оттенен голубыми прозрачными жилками, разбегающимися по шее сетью ручейков. Под светлой челкой брови уснувшими скобками царят над голубыми глазами, белоснежными скулами и алыми губами. Ее лицо равняется на цвета французского флага! Зубы твердые, словно только что очищенный миндаль. Жалко, к резцу не прилип листик петрушки, я бы, может, избежал тогда ее мертвой хватки. Создавалось впечатление, что она питается исключительно розовыми грейпфрутами, а как иначе добиться такой первозданной свежести. Глядя на нее, хотелось глубже вдохнуть, или стать воздухом, проникнуть в ее легкие и выйти через нос в виде углекислого газа, или взмыть к солнцу, но не чайкой, а человеком, который, взмахнув стремительно руками, вдруг оторвался от земли, потому что это любовь. Ее волосы золотились в свете люстры, под которой я застыл. Щеки, вспыхнувшие от ветра, гуляющего по Невскому, придавали ей вид радостного ребенка с младенческим ртом и здоровьем юной крестьянки, которая только что встала с сеновала после полуденного отдыха с конюхом или без оного. Лена сродни царю Мидасу: когда я смотрел на нее, все превращалось в золото — время дня, и ее шея, и ноги, и холмик крохотных ступней, выгибающихся в дешевых босоножках, и воздух вокруг нее, и даже язык, если бы можно было его увидеть, превратился бы в слиток золота. Рядом с ней я чувствовал себя рыцарем на час, беглецом, безутешным стариком. Мне хотелось превратиться в шипучую таблетку от мигрени и раствориться в стакане воды, который она выпьет, чтобы в компании других пузырьков пощекотать ей язык, прежде чем избавить от головной боли. Я готов был триста лет смотреть, как она спит, зная, что такое зрелище надоесть не может. Ее сверкающие глаза были слишком ясны, чтобы выдержать их взгляд. И тем не менее от них было не оторваться. Они пронзали любую броню. Мне не удавалось угадать, разрыдается она в следующее мгновение или рассмеется. Ее губы, словно бабочки, собирали мед между носом и подбородком. Вы возразите мне, что мед собирают не бабочки, а пчелы. А я вам отвечу: заткнись, дорогой зампатриарха, ты просто ее не знаешь, потому что с Леной бабочки собирают мед, ягнята рычат, орлы воют, а крапива вопит, и точка. Ее шея, обвязанная каким-то левым платком, казалась прутиком, который Стендаль, полагаю, не преминул бы украсить ниточкой кристалликов.[60]Теперь уши: два пылесоса для поцелуев, с танцующими, вполне заслуженными жемчужинками. Сквозь прозрачную кофточку угадывались твердые мягкие грудки, мягкие твердые (короче, тверкие) — они распускались, трепетали, дрожали и цвели под коротким открытым платьицем. Настораживаясь, словно кошка в присутствии чужаков, Лена тем не менее уже прекрасно осознавала свою власть, еще не успев злоупотребить ею. Смотреть на нее было чистым наслаждением, наркотиком, а главное — пыткой, потому что я невольно думал о боли, которую мне причинит расставание. Я заранее тосковал о ней, как о бесценном сокровище, которое неминуемо украдут. И повторял про себя: «Подумаешь, невидаль какая! Не станешь же ты втюриваться в четырнадцатилетнюю блонду, совсем спятил! Приди в себя, мой мальчик!» Но чем больше себя уговариваешь, тем скорее теряешь голову. Метод Куэ[61]бессилен против любви с первого взгляда. Может, при виде ее подбородка во мне взыграл нарциссизм? Может, склонившись над ней, я смотрелся в самого себя? Попытки расшифровать чудо обречены на провал. А будь я Нарциссом, мне удалось бы утонуть в ней… Вот что я понял, общаясь с Леной: когда говоришь себе: «Кажется, я схожу с ума», это, как правило, уже свершившийся факт.

Мысль о том, что рано или поздно, через несколько минут или часов, я вынужден буду смотреть на что-то другое, болтать с кем-то другим, что я вернусь к нормальной жизни — жизни пятиминутной давности, без Лены Дойчевой, до ее эры, — была мне невыносима. Лена — сновидение, от которого не хотелось пробуждаться. Вы всё это предвидели, да, зловредный иеромонах? Вы знали, что мои поиски на этом закончатся. Вы знали, что у меня есть шанс вернуться к жизни.

Правда, в воскресении есть одна неувязочка — перед этим полагается умереть.

4

А ведь мне часто удавалось устоять перед русскими красавицами. Я умел предохраняться, во всех смыслах этого слова, — мне пришлось натянуть ментальный презерватив. Я иногда вообще не дотрагивался до них, требуя просто принять ту или иную позу — напряженную, извращенную или чувственную, и скромно довольствовался этим, как искусно выполненной фотографией. Половой акт был мне в напряг. Та еще радость за час принимать сиалис, мыть под мышками (чуть ли не брить волоски на груди) и нахлобучивать резинку (плюс к той, что обволакивает сердце) — лучшая гарантия против каких-либо ощущений, — затем наяривать не переводя дыхания, словно бегун на длинные дистанции, и испускать вежливый хрип в финале. Уверяю вас, вы не много потеряли, приняв обет безбрачия, извините, что затрагиваю эту тему. Физическая любовь больше похожа на экзамен или на отжимания. Я ничем не отличался от любого мужика, пережившего два неудачных брака, и не собирался больше жертвовать своей независимостью ради получения удовольствия, — так выходило дешевле, да и хлопот меньше. Я давал кандидаткам очень точные инструкции: им полагалось, стоя на четвереньках, ущипнуть себя за соски, лизнуть пол, высунув до отказа язык, потом, опустив глаза, широко раскрыть пасть, накрасить помадой губы своей партнерше, побрить лобок моей бритвой и пустить слюни себе на грудь, — короче, любезно поунижаться. А что такого: самец — это вполне предсказуемый механизм. Мы все кончаем до обидного банально: выпячиваем нижнюю губу, издаем прерывистые звуки, потеем и пунцовеем, как будто только что соврали. В сущности, моя сексуальность сродни поповской: мимолетное постыдное блаженство, пачкающее изнутри штаны. Да не возмущайтесь вы так, господин духовник богачей! Я провожал девушек до дверей студии, оставив себе в качестве трофея все полярондные снимки, которые в случае необходимости успешно питали мои грезы. Фотографии получались просто очаровательные, словно разноцветные переливающиеся сласти, некоторые из них так и таяли во рту, другие приходилось надкусывать… Эти картинки составляют теперь основу моей половой жизни. Аня, шестнадцать лет, — раскрытые ляжки, подмигивающий глаз, язык высунут до щеки, левой рукой я лохмачу ей влажные волосы, а она шепчет: «Vilizhiiiii meniaaaa»… Настя, пятнадцать лет, пламенный мотор, — прислонившись к стене, она задирает юбку, на ней ничего нет, кроме бус на шее и прозрачных колготок… Весна, девятнадцать лет, губки вперед — привет Анжелине Джоли, — присела на корточки, будто бы пописать, потому что так легче круто изогнуть ступни и напрячь мускулы на икре… Юнна, семнадцать лет, сидит верхом на своей сестричке Нине с обнаженной грудью, изображая игрока в поло на снегу в московском «Поло Клубе»… Евгения, четырнадцать лет, бренчит на собственном животе, как на воображаемой гитаре, к губе прилип бычок, в пупке торчит брильянтовый крестик… Светлана, восемнадцать лет, грудь усыпана блестками и умащена «Hottest body», новым кремом от «Victoria's Secret», прямиком из Нью-Йорка, она гордо демонстрирует свои зубы, потягивает кока-колу через соломинку, повернувшись лицом к вентилятору, и вокруг ее сосков выступают пупырышки… И восхитительная Снежана, шестнадцать лет, с медово-горчичными глазами, того же цвета, что и родинки, усеявшие вытянутые кончики ее грудей… Снежане, самой бедной из всех, не на что было купить даже бутерброд, но, фотографируя ее, я уплетал пирожки, чтобы она испытывала танталовы муки… От голода у нее очень эротично впадали щеки, и она шептала мне: — Finger me, Октав…

1 ... 18 19 20 21 22 23 24 25 26 ... 41
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?