Архимаг ее сердца - Оливия Штерн

– Ну и где она, эта ваша невеста? – задиристо спросил Фаэр.

Мариус прищурился. Ему захотелось Фаэра ударить, а еще лучше – придушить. И плевать, что он какой-то там маг, уж не Магистру Надзора его бояться. Но за годы, проведенные в том самом Надзоре, Мариус четко уяснил для себя следующее: чтобы кого-то уничтожить, вовсе необязательно торопиться и махать кулаками. Можно все сделать куда изящнее, эффективнее и с пользой для себя и других.

– Мы расстались, – сквозь зубы процедил он, – довольны?

– На самом деле нет, не доволен, – Фаэр покачал взлохмаченной головой, – и на самом деле мне глубоко наплевать, с кем вы там любитесь, магистр. Я хотел спросить, что вы думаете об этом убийстве.

– Неужели?

Вот не верилось, совсем не верилось в то, что Фаэру только это и интересно.

– Не поверили? А зря. Эрифрея – это и мой город. И когда вдруг обнаруживается половина женщины, это как-то уж очень… вызывающе, что ли?

Мариус пожал плечами и переложил коробку со сладостями под другую руку. Ему совершенно не хотелось продолжать диалог, хотелось, наконец, вытянуться на кровати и подремать хотя бы часок.

– Магический удар, – все же сказал Мариус, – но я понятия не имею, кто это мог сделать. Заклинание было таким, что новичок на это вряд ли способен.

– Из сильных магов только мы с вами, – Фаэр подмигнул, – что вам сделала та женщина, м?

– Не городите чепухи, – поморщился Мариус, – это даже не смешно. Весь вечер я провел с девушкой, в ресторане. Да вы меня там тоже видели. И,между прочим, я могу тот же вопрос и вам задать. Вы как раз уходили из ресторана,и у вас было время… провернуть все это.

Фаэр ухмыльнулся, провел рукой по волосам, приглаживая их. Пальцы у него заметно дрожали. Нервничал. С чего бы?

– Шуток вы не понимаете, Эльдор!

– Глупых шуток – не понимаю, извините.

Да когда же он отстанет?

– Послушайте, а вот вы в самом деле считаете, что земли за Пеленой не должны присоединиться к нашим землям? – вдруг спросил Фаэр.

– Его величество так считает, – Мариус уже начинал утомляться и искать повода, как бы отделаться от назойливого Фаэра.

Внезапно тот шагнул вперед, почти вплотную, вцепился в предплечье и, дыша в лицо чем-то кисло-горьким, быстро проговорил:

– Король не вечен. Вам не кажется, что лучше быть на стороне тех, кто будет при власти?

И тут же, резко отшатнувшись, добавил беспечно:

– Подумайте над моим предложением, ниат Эльдор. Подумайте. Лично мне вы кажетесь умным человеком, который в нужное время выберет правильную сторону. Будет жаль видеть в вас врага.

– Да вы пьяны, Фаэр, – Мариус усмехнулся, – идите, проспитесь. И меня отпустите. Я всю ночь на ногах, отдохнуть хочу.

– Подумайте, – внезапно твердо повторил Фаэр.

Он усмехнулся, показывая мелкие острые зубы, затем развернулся и пошел прочь. Солце играло на зеленом бархате его сюртука, на золотом шитье. Цвет королевского дома, как сказала тогда Алечка. Мариус долго смотрел ему вслед. Он думал, что Фаэр все же казался перепуганным. Что его могло испугать?

***

Вернувшись в дом Магистра, отперев дверь своим ключом, Мариус первым делом прошел в спальню – их с Алечкой спальню. Усталость брала свое, кровать, застеленная новым, нежно-лимонным покрывалом, так и манила. Мариус переоделся в домашнее, при этом аккуратно повесив сюртук в шифоньер, в туалетной комнате поплескал в лицо воды, затем взял сверток со сладостями и двинулся вниз.

Телора занималась тем, что начищала кастрюли. Лива сидела за столом и рисовала, а белый пушистик, названный Шмяком, разместился у нее на плечах, обнимал шею, словно диковинный воротничок. Солнце купалось в отросших, медно-рыжих пушистых волосах девочки. Они вились мелкими пружинками и торчали во все стороны, так что Лива напоминала одуванчик. У Мариуса горько кольнуло под сердцем. Он ведь… так хотел, чтобы их с Алькой детки… ну, или хотя бы один ребеночек, вот так, с карандашом, прикусив от усердия кончик языка… слишком много хотел?

– Ниат? – Телора отставила кастрюлю, подошла и коротко поклонилась, – что желаете?

Мариус посмотрел на нее, мимоходом задался вопросом – а не затаила ли на него обиду эта женщина за то, что Алька больше здесь не живет? – и не стал задерживаться на этих мыслях. Даже если и затаила, пусть… он виноват перед Алькой, это главное.

Он потер переносицу, еще раз посмотрел на Ливу. Затем молча поставил на стол коробку, удостоился заинтересованного взгляда блестящих черных глазок.

– Иди сюда, помоги развернуть, – позвал девочку.

Лива неохотно отложила карандаш, пересадила Шмяка на стол и подошла. Стол был довольно высок, Ливе пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до верха коробки. Мариус не стал торопить, и помогать не стал – пусть сама разворачивает. Лива похрустела оберточной бумагой, восторженно пискнула и прижала к груди коробку с конфетами.

– Это тебе, – в нем медленно поднимало голову желание как-то приласкать несчастного ребенка, который видел слишком многое. Мариус осторожно погладил Ливу по голове, приминая торчащие рыжие пружинки, – я только зефир заберу. Тут еще одна дама страдает…

Поймал осуждающий взгляд Телоры. Нет, она ничего не спрашивала. Но, понятное дело, видела в Эноле Дампи замену ее драгоценной принцессе. Слишком быструю, слишком торопливую замену…

Мариус вздохнул, выудил коробку с зефиром и побрел прочь из кухни. На ладони осталось сладкое воспоминание от прикосновения к мягким волосам. Потом – быстрый топот башмачков, и на поясе сомкнулись тонкие, словно прутики, ручки. Лива прижалась к его боку всем худеньким телом, заглядывая в глаза, благодарно улыбаясь.

«Хорошо хоть, руки не целует», – подумал Мариус, а вслух пробормотал, – иди, куколка, иди. Конфеты в твоем распоряжении.

Потом он прошел в гостевую спальню. Что-то подсказывало, что Энола Дампи еще там. Он постучался, дождался ответа, и вошел. Собственно, примерно это он и ожидал увидеть после того дивного вечера, когда они пытались смотреть на звезды.

Энола полулежала среди подушек. Не юная блондиночка, настоящая Энола Дампи, уставшая, темноволосая, растрепанная. Артефакт личины бесполезной безделицей грустил рядом, на табурете. Платье Энолы лежало на полу – видимо там же, где она его оставила, раздеваясь. Мариус помялся на пороге, не зная, имеет ли он право входить к женщине, которая одета лишь в сорочку и пеньюар, но Энола махнула ему рукой, мол, проходите, не стесняйтесь, и он вошел.

Энола Дампи – настоящая Энола Дампи, а не курносенькое недоразумение с наивными голубыми глазами – ему нравилась. Ну, бывает же так, что встречаешь человека, и внезапно чувствуешь к нему расположение, которое, впрочем, никакого отношения к физиологии не имеет. Мариус надеялся, что примерно то же Энола Дампи чувствует и по отношению к нему. Если это так, то, по крайней мере, не навредит умышленно.