Словарь имен собственных - Амели Нотомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я уже потерял семь лет, хватит с меня.
Знай Матье Саладен, какой град проклятий обрушится на него после этих слов, он бы придержал язык. Плектруда кричала не умолкая:
– Как ты смел бросить меня на целых семь лет! Как ты мог обречь меня на такие страдания!
Матье пробовал возражать:
– Но ведь и ты меня бросила! Почему ты не призналась мне в любви тогда, в двенадцать лет?
– Потому что это должны делать мальчики! – категорично заявила Плектруда.
Много позже, когда Плектруда в очередной раз завела свою знаменитую песню «Как ты смел бросить меня на целых семь лет!», Матье неожиданно оборвал ее:
– Знаешь, не одна ты лежала в больнице. С двенадцати до восемнадцати лет мне пришлось побывать там целых шесть раз.
– Ах, скажите пожалуйста, месье придумал новое извинение! И какие же такие болячки тебе там лечили?
– Ну, если уж говорить всё до конца, то знай, что с года до восемнадцати меня клали в больницу восемнадцать раз.
Плектруда озадаченно нахмурилась.
– Это долгая история, – начал он.
Когда Матье Саладену исполнился год, он умер.
Младенец Матье ползал по гостиной, исследуя увлекательный мир возле ножек кресел и под ящиками стола. В одну из розеток был включен удлинитель, который никуда не вел. Ребенок обратил внимание на эту «веревочку» с такой интересной полукруглой штучкой на конце; он сунул ее в рот и облизал. Разряд тока мгновенно убил его.
Отец Матье не захотел смириться с этой электрической казнью. Он тут же отвез ребенка к самому лучшему в мире врачу. Никто не знает, что там произошло, но факт есть факт: доктор сумел вернуть ребенка к жизни.
Однако нужно было вернуть ему еще и рот: у Матье Саладена практически не осталось ничего, что достойно этого названия – ни губ, ни нёба. Врач послал его к лучшему на свете пластическому хирургу, который взял у пациента где-то кусочек хряща, где-то лоскут кожи, долго колдовал и наконец восстановил если не весь рот, то, по крайней мере, его основные элементы.
– Сейчас я больше ничего не могу сделать, – объявил он. – Приходите через год.
С тех пор он ежегодно оперировал Матье Саладена, выкраивая заново недостающую часть рта. Заканчивал он двумя неизменными фразами, – они стали предметом шуток и прошли через все детство и отрочество чудом спасенного мальчика:
– Если будешь умницей, на следующий год сделаю тебе новый зев (язычок мягкого нёба, слизистую оболочку, нёбный изгиб, новые десны и т. д.).
Плектруда слушала, вне себя от восторга.
– Так вот откуда у тебя этот изумительный шрам поперек рта!
– Изумительный?
– Красивее его нет ничего на свете!
Поистине, они были созданы друг для друга – эти двое, ибо каждый из них на первом году жизни, на свой особый манер, слишком близко прикоснулся к небытию.
Феи (явно чересчур многочисленные) сперва осыпали девушку дарами, затем не скупились на испытания, а под конец наслали на нее худшую из казней египетских – казнь бельгийскую.
Прошло несколько лет. Жизнь в любви и согласии с Матье Саладеном, профессиональным музыкантом, вдохновила Плектруду на то, чтобы стать певицей и выступать под фамилией Робер, которую носит известный словарь, – и это идеально отвечало энциклопедическому масштабу постигших ее страданий.
Иногда самые ужасные несчастья скрываются под маской дружбы: Плектруда встретила Амсли Нотомб и увидела в ней подругу, сестру, в которой так нуждалась.
Плектруда рассказала ей всю свою жизнь. Амели с ужасом выслушала эту историю, напоминавшую о судьбе Атридов, и спросила у Плектруды, каким образом столько посягательств на ее жизнь не внушили ей самой желания убивать в силу того закона, который превращает жертв в отменных палачей.
– Ваша мать убила вашего отца, когда была беременна вами на восьмом месяце. Можно с уверенностью сказать, что вы бодрствовали в тот момент, поскольку вас мучила икота. Значит, вы были свидетелем убийства!
– Но ведь я ничего не видела!
– Не видели, но наверняка что-то ощутили. Вы совершенно особенный свидетель – свидетель in uteco. Говорят, младенцы, находясь в утробе матери, слышат музыку и знают, когда их родители занимаются любовью. Ваша мать разрядила револьвер в отца, находясь в состоянии крайнего бешенства: вы должны были почувствовать это, так или иначе.
– Не понимаю, к чему вы ведете.
– К тому, что это убийство наложило на вас глубокий отпечаток. Я уж не говорю о чисто метафорических попытках убийства, жертвой которых вы стали, а в результате сами решили убить себя. Так можно ли после такого не сделаться убийцей?
Отныне Плектруда, никогда не помышлявшая об этом, уже не думала ни о чем другом. И, поскольку справедливость все же существует, она утолила свою жажду убийства, сделав его жертвой ту, что внушила ей страшную мысль. Она взяла ружье, с которым никогда не расставалась и которое верно служило ей при встречах с продюсерами, и выстрелила Амели в висок. «Я решила, что это самый верный способ заткнуть ей рот», – объяснила она мужу, отнесшемуся к этой акции с глубоким пониманием.
Плектруда и Матье, в чьей судьбе было немало общего – обоим частенько доводилось переправляться через Стикс, – прослезились, глядя на покойницу. И это еще больше укрепило согласие трогательной пары. С того дня их жизнь, слово в слово, уподобилась известной пьесе Ионеско «Амели, или „Как от нее избавиться“». И в самом деле, труп весьма осложнил их жизнь.
Убийство и сексуальный акт часто завершаются одним и тем же вопросом: что делать с телом? В случае сексуального акта можно просто уйти. Убийство же не допускает подобной вольности. Потому-то оно и связывает людей куда теснее.
На данный момент Плектруда и Матье все еще не нашли никакого решения.