Война и честь - Дэвид Марк Вебер

– Можно и так сказать, – сдержанно согласился граф Белой Гавани. Он поднял мишень и посмотрел на Хонор через дыру в центре. – Мои собственные спортивные интересы были более мирными.

– Знаю, – кивнула она и улыбнулась ему своей кривой улыбкой, искаженной из-за искусственных нервов левой щеки. – Как я понимаю, у вас с адмиралом Капарелли шло нешуточное футбольное соперничество, когда вы учились на Острове.

– Если точнее, Том Капарелли на футбольном поле делал меня как хотел, – поправил граф.

Хонор хихикнула.

– Возможно и так, но я стала слишком дипломатичной, чтобы изъясняться столь откровенно, – сказала она.

– Понимаю. – Он опустил мишень, и веселость на его лице поблекла. – Кстати, о дипломатичности. Боюсь, я выследил вас в этой вашей норе не просто для того, чтобы насладиться вашим обществом. Только не подумайте, – добавил он, – что ваше общество не доставляет мне удовольствия.

– Да вы и сами не дурной дипломат, – заметила она, и никто, кроме Эндрю Лафолле, наверное даже не заметил бы едва ощутимого сарказма в её интонации.

– Несколько десятков лет жизни в качестве брата амбициозного политика сделают дипломата из кого угодно, – непринужденно парировал он. – На самом деле причина, по которой я вас искал, заключается в том, что мы с вышеупомянутым политиком большую часть утра провели вместе.

– Вот как? – удивленно изогнула бровь леди Харрингтон.

– Мне так или иначе надо было слетать в Лэндинг по делам, – объяснил граф, – поэтому я заскочил повидаться с Вилли… а он как раз только что вернулся из королевского дворца.

– Понятно. – Тон землевладельца внезапно стал идеально ровным. Она выщелкнула магазин из пистолета, спустила затвор с задержки и уложила оружие в специальную выемку в шкатулке.

– Следует ли предположить, что он просил вас повидаться со мной? – продолжила она.

– Специально – нет. Но Елизавета пригласила его во дворец на официальный брифинг правительства как лидера оппозиции, чтобы в очередной раз уязвить барона Высокого Хребта и его свору.

Леди Харрингтон отвела глаза от шкатулки, бросив на графа острый взгляд. Он либо не заметил этого, либо притворился, что не заметил.

– Официальное приглашение лидера оппозиции на брифинг непостижимым образом затерялось. И не первый раз.

– Понятно, – повторила она и со щелчком захлопнула шкатулку. Потом потянулась за сумкой, но граф Белой Гавани успел первым и, улыбнувшись, перекинул её ремень через плечо.

Хонор улыбнулась в ответ, но глаза её были тревожны. Лафолле не удивился. Землевладелец далеко ушла от того политически наивного офицера, которым была, когда Лафолле только стал её телохранителем. Это означало, что она отметила и презрение в голосе графа, когда он говорил о премьер-министре, и мелочность Высокого Хребта, преднамеренно не известившего лорда Александера о брифинге.

Несколько уступая землевладельцу, полковник все же разбирался в мантикорских политических процессах лучше, чем ему бы хотелось. Поэтому он знал, что в Конституции не оговорено, что премьер-министр должен приглашать лидера парламентской оппозиции на регулярные официальные брифинги королевы. Но по сложившейся традиции приглашать лидера оппозиции было принято. Обычный жест вежливости – но и гарантия того, что в случае внезапной смены правительства человек, который практически наверняка заменит действующего премьер-министра, будет максимально полно в курсе происходящего.

Ни от какого политика, даже премьер-министра Звездного Королевства Мантикора, не ожидали, что он захочет приглашать своего главного политического соперника на заседания кабинета или на особые совещания Короны. Это было бы неразумно и просто глупо. Но общие брифинги, проводимые два раза в неделю, – совсем другое дело. Лафолле знал, что герцог Кромарти даже в разгар войны с хевами неукоснительно приглашал на них барона Высокого Хребта, который в то время возглавлял оппозицию.

Это было вполне в духе Высокого Хребта: «забыть» оказать ответную любезность человеку, который был ближайшим помощником Кромарти.

– Вам не показалось, что есть причина тому, что именно это приглашение «затерялось»? – продолжила землевладелец, помолчав.

– Не думаю, – признался граф Белой Гавани, – хотя, принимая во внимание повестку дня, сомневаюсь, что Высокий Хребет обрадовался, увидев Вилли. С другой стороны, он, возможно, выиграл от его присутствия. – Леди Харрингтон удивленно склонила голову набок, и граф усмехнулся. – У меня сложилось впечатление, что её величество ведет себя несколько сдержанней, когда рядом есть Вилли, который играет роль буфера между королевой и её премьер-министром, – ехидно проговорил он.

– Боюсь, вы правы, – заметила леди Харрингтон. И её голос, и выражение её лица были серьезнее, чем у графа. – Хотя была бы рада ошибаться, – продолжила она, поворачиваясь к Нимицу.

Кот прыгнул ей на руки, взлетел на привычное место у нее на плече и устроился там, запустив кончики когтей задних лап в специальную ткань мундира пониже лопаток, а передней снимая с головы наушники.

Хонор снова повернулась к графу:

– Видит Бог, я ей симпатизирую, но если она и дальше будет так явственно демонстрировать свое презрение к нему, пусть даже в приватной обстановке, лучше от этого не станет.

– Не станет, – согласился граф, и голос его сразу утратил шутливый оттенок. – С другой стороны, Елизавета и барон Высокого Хребта – это лед и пламень. И можно все что угодно говорить о её тактичности или отсутствии таковой, но никто никогда бы не обвинил её в вероломстве.

– Есть вероломство, а есть хитрость, – ответила землевладелец. – И потом, если постоянно тыкать человека носом в то, что ты его ненавидишь и презираешь, даже если это происходит только в неофициальной обстановке, ситуация от этого не улучшится.

– Вряд ли справедливо говорить, что она его «тыкает в это носом», – мягко возразил граф.

– Совершенно справедливо, – твердо возразила она. – Этого нельзя отрицать, Хэмиш. Елизавета не умеет обращаться с людьми, которых она презирает. Я знаю, потому что у меня та же слабость.

(«И ни звука о знаменитом темпераменте графа Белой Гавани!» – отметил Лафолле).

– Но мне пришлось выучить, что есть ситуации, которые нельзя разрешить, находя дубину побольше каждый раз, когда кто-то начинает тебя раздражать. Умом Елизавета это понимает, но как только берут верх эмоции, она почти не способна их скрыть, разве что на торжественных официальных заседаниях.

Она не опускала глаза под взглядом графа, пока тот не кивнул против воли, а затем пожала плечами.

– У Елизаветы есть уйма достоинств, – продолжила она. – Но порой мне бы хотелось, чтобы у нее было побольше… умения общаться с людьми, которым обладает Бенджамин. Она умеет вести за собой как мало кто другой, но едва дело доходит до манипулирования людьми, которые не хотят, чтобы их вели, все идет насмарку, все делается некстати. И ситуация усугубляется вдвойне, когда люди, которых она убеждает сделать то, что нужно ей, желают сделать совершенно противоположное, имея на то какие-то свои причины.