Шантарам - 2. Тень горы - Грегори Дэвид Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычно подвижное, лицо Санджая застыло, а взгляд уперся в поверхность стола, пока он обдумывал возможные варианты действий. Я знал, что он, будучи рассудительным человеком, предпочел бы избежать бойни и заключить сделку, даже с такими подлыми тварями, как «скорпионы». Для Санджая принципиальное значение имела сделка сама по себе – не важно, как, когда и с кем заключенная.
Он был смелым и жестоким бойцом, но его первым побуждением в любой конфликтной ситуации было разобраться без кровопролития. Это он распорядился установить в зале совета длинный конференц-стол; и только теперь, видя его замешательство и неуверенность, я понял, что это решение было продиктовано не гордыней или самодовольством – стол действительно символизировал его природную склонность к переговорам, сделкам и мировым соглашениям.
Кресло справа от Санджая всегда пустовало в память о его друге детства Салмане, который погиб в ходе последней войны с конкурирующими гангстерами.
В тот раз Санджай сохранил жизнь одному из членов разгромленной группировки. А теперь Вишну – тот самый тип, которого он пощадил, – создал банду «скорпионов» и нагло вторгся во владения Компании.
Многие члены совета тогда высказывались против неуместного акта милосердия и требовали добить врага, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос; и сейчас Санджай знал, что они считают возникшие проблемы доказательством своей правоты и признаком его слабости.
Я заметил, что рука Санджая медленно скользит по гладкой столешнице вправо, как будто стремясь найти поддержку в рукопожатии покойного друга.
Еще правее, за пустым креслом, сидел Махмуд Мелбаф – подтянутый и вечно настороженный иранец, умудрявшийся сохранять внешнее спокойствие, невзирая на любые вызовы и провокации. Однако его невозмутимой серьезности сопутствовала неизбывная печаль – он никогда не смеялся и крайне редко позволял себе улыбку. Тяжкая утрата поразила его сердце и угнездилась в нем, сглаживая эмоциональные пики и провалы, как ветер и песок сглаживают острые скалы в пустыне.
Рядом с Мелбафом сидел Фейсал – в прошлом боксер-профессионал, находившийся лишь в шаге от чемпионского титула. Но пройдоха-менеджер умыкнул все его призовые, а заодно и подругу Фейсала, таким образом усугубив обман личным оскорблением. Фейсал разыскал и насмерть забил менеджера, а девчонка исчезла из города, и никто ее больше не видел.
Выйдя на свободу после восьмилетней отсидки и обладая реакцией столь же стремительной и смертоносной, как и его кулаки, он сделался одним из «смотрящих» в мафии Кадербхая. Особенно ценилось его умение разбираться с долговыми проблемами. Иногда ему случалось применять на практике свои боксерские навыки, но гораздо чаще его свирепый взгляд и покрытое шрамами лицо оказывались достаточно убедительными аргументами, и должники мигом изыскивали требуемые средства. Когда последняя война унесла нескольких членов совета мафии, Фейсал вполне заслуженно получил в нем постоянное место.
По соседству с Фейсалом, наклонившись в его сторону, сидел Амир, его неразлучный напарник. С большой круглой головой, похожей на обточенный речной валун, при бесчисленных шрамах, кустистых бровях и пышных усах, Амир смахивал на мрачно-загадочного киногероя, каких обычно поставляет в Болливуд юг Индии. Прекрасный танцор, несмотря на солидное брюшко, любитель рассказывать байки громоподобным голосом и подшучивать над всеми, кроме Абдуллы, он первым выходил на танцплощадку во время больших гуляний и первым же кидался в любую драку.
Амир и Фейсал контролировали наркобизнес в южном Бомбее, их уличные торговцы приносили Компании добрую четверть всей прибыли.
Следующее за Амиром кресло занимал его протеже по имени Эндрю да Силва – молодой уличный гангстер, принятый в совет по рекомендации Амира. Он контролировал проституцию и порносалоны, обретенные Компанией в качестве трофеев после разгрома враждебной группировки. Бледнокожий молодой человек с рыжеватыми волосами, светло-карими глазами и обаятельной улыбкой, он казался открытым и простодушным, однако под этой маской таилась неизбывная злоба, замешанная на страхе и коварстве. Однажды я видел, как спала эта маска. И я видел садистский огонек, вспыхнувший в его глазах. Но остальные этого не заметили: сияющая улыбка быстро вернулась на место, скрыв его истинную натуру, и подозрений не возникло ни у кого, кроме меня.
Однако он знал, что я это знаю. И всякий раз в его взгляде я читал вопрос: «Как ты сумел меня раскусить?»
Столкновение между да Силвой и мной было неизбежным; мы оба понимали, что рано или поздно возникнет ситуация, когда один из нас выпадет из обоймы и канет в небытие. А сейчас, наблюдая за ним на заседании совета, я понял, что в решающий момент мне придется иметь дело не с одним Эндрю: тот наверняка укроется за мощными, широкими плечами Амира.
Далее за столом сидел Фарид, прозванный Решателем, чья преданность Кадербхаю могла сравниться только с преданностью седеющего ветерана Назира. Фарид отчаянно винил себя в смерти Кадербхая в Афганистане, почему-то считая, что смог бы его спасти, окажись он тогда с нами в снегах, – и не желал слушать наши уверения в обратном.
Горе и чувство вины сделали его безрассудным, но они же поспособствовали зарождению нашей крепкой дружбы. Мне всегда нравился Фарид с его яростной отвагой и готовностью очертя голову кинуться в самое пекло. Когда я посмотрел на него во время долгой паузы, вызванной размышлениями Санджая о зарвавшихся домовладельцах, левых наемниках и агрессивных «скорпионах», Фарид встретил мой взгляд – и в глазах его тлели угольки скорби. На какой-то миг я вновь очутился среди заснеженных гор и увидел перед собой окаменевшее лицо Кадербхая – человека, которого и я, и Фарид называли «отцом».
Последний по порядку член совета перед Хусейном и Абдуллой вежливо кашлянул, нарушив тишину. Человека этого звали Раджубхай, и он был главным счетоводом Компании. Толстяк, с достоинством и гордостью носивший свои объемистые телеса, Раджубхай внешне походил на старосту какой-нибудь деревни в глухой провинции, однако же был коренным бомбейцем. Его всегдашний наряд состоял из великолепного розового тюрбана, белого дхоти[30]длиной ниже колен и саржевой безрукавки. Чувствовавший себя неуютно в любом месте вне стен своего денежного хранилища, Раджубхай ерзал в кресле и поглядывал на часы всякий раз, когда Санджай не смотрел в его сторону.
– О’кей, – сказал наконец Санджай. – У этого типа из Кафф-Парейда крепкие яйца, надо отдать ему должное, но то, что он сотворил, не лезет уже ни в какие ворота. Он подает дурной пример другим, а сейчас неподходящее время для дурных примеров. Абдулла, Хусейн, Фарид, вычислите самого сильного и крутого из нанятых им бандюков, их главаря. Возьмите его живым и затащите на третий этаж новой высотки, которая строится в Нейви-Нагаре.