Екатерина Великая - Вирджиния Роундинг

персоны, за которую она вскоре выйдет замуж, а не о ее человеческих качествах. Тем временем Иоганна тоже наносила визиты в соседние загородные имения, и по возвращении бранила Екатерину за слишком большую свободу в ее отсутствие — например, за ночные прогулки с гофмейстеринами и камердинерами. Она также несправедливо упрекала дочь за рискованные посещения покоев великого князя в неурочное время. Похоже, она мучилась угрызениями совести, так как не следила надлежащим образом за молодыми людьми в отсутствие императрицы. В конце концов раздражительность Иоганны стала причиной возникновения душевной связи между Екатериной и Петром, который проникся к ней сочувствием. Иоганна все еще плела свои глупые политические интриги, продолжая тайную переписку с королем Фридрихом Прусским — и не зная, что русские чиновники прочитывают все письма.

К концу июня двор вернулся в Санкт-Петербург. Теперь Екатерину переполняло ожидание свадьбы. Однажды она велела всем своим гофмейстеринам и горничным ночевать в ее комнате, дабы провести обсуждение «различий между полами»{63}. Оказалось, что ни одна из девушек, включая саму Екатерину, не сведуща в вопросе. Невеста наследника решила расспросить назавтра свою мать, но Иоганна, занятая сверх меры собственными сексуальными и эмоциональными проблемами, не захотела обсуждать этот предмет. Екатерина была не единственной, кто рвался прояснить сексуальный аспект предстоящей свадьбы. Придворные доктора пытались объяснить императрице, что великий князь еще недостаточно развит физически, чтобы жениться, что нужно подождать несколько лет. Но бесполезно. Императрица придерживалась того мнения, что нельзя терять времени.

С приближением дня свадьбы у Екатерины все чаще стали происходить нервные срывы, проявлявшиеся в слезах без видимых причин. Ее женское окружение делало все возможное, дабы отвлечь ее. Кроме обсуждения с ними тайн пола, Екатерина использовала своих гофмейстерин для экспериментов с фасонами, уговорив их присоединиться к ней при выборе прически. Сама она предпочла новый французский стиль, который подразумевал короткую челку и завивку.

Поскольку день свадьбы был уже назначен, одетые в кольчуги глашатаи в сопровождении конных гвардейцев и драгун три дня подряд под барабанную дробь делали публичные объявления. В день перед свадьбой двор переехал из Летнего дворца в Зимний. И в этот вечер наконец-то княгиня Иоганна явилась поговорить с Екатериной и объяснить, что будет представлять собой семейная жизнь. Доверительный разговор матери с дочерью происходил под грохот пушек и звон всех церковных колоколов, который длился с девяти до одиннадцати часов.

Утром двадцать первого августа в Зимнем дворце и прилегающих зданиях все поднялись рано. Им нетрудно было проснуться, так как в пять часов утра на бастионах Петропавловской крепости, в Адмиралтействе, а также на военных кораблях и других судах, стоявших на якоре в Неве, снова начали палить пушки. Княгиня Иоганна и графиня Румянцева с гофмейстеринами явились в покои Екатерины. Сначала ее одели в простое бело-золотое déshabillé (домашнее платье) поверх маленького кринолина. В восемь часов дежурный камергер Ее величества вызвал Екатерину в спальню императрицы. Та тоже была в déshabilléее волосы были уже уложены. Перед облачением невесты в свадебный наряд обе, и Екатерина, и Иоганна, произнесли короткие формальные благодарности императрице, которая милостиво им ответила.

Сначала нужно было сделать Екатерине прическу, и между императрицей и парикмахером состоялся спор по поводу новомодных кудряшек. Императрица хотела, чтобы волосы Екатерины лежали гладко — тогда украшения, которые ей следовало надеть, можно было бы надежно закрепить. Но парикмахер не хотел отказываться от взлелеянного замысла без борьбы. Графиню Румянцеву призвали в посредники. Екатерина хранила дипломатическое молчание, и императрица, раздраженная всей этой суматохой, сказала наконец парикмахеру, что он может делать что хочет. Когда волосы Екатерины уложили, они были, по словам Иоганны, черными, блестящими и без пудры. Явилась императрица, чтобы возложить ей на голову корону великой княгини и сказать, что она может надеть столько украшений, сколько хочет. Затем гофмейстерины помогли ей облачиться в очень тяжелое официальное платье из серебряной ткани, вышитое серебром по всем швам и кромкам и скроенное таким образом, чтобы подчеркнуть ее тонкую талию. На голову ей накинули серебряные кружева, а на лицо нанесли немножко румян. Иоганна признала, что дочь выглядит великолепно. Наряд великого князя, которого одевали в соседней комнате, соответствовал наряду Екатерины: он сверкал клинком и переливался бриллиантами.

Гвардейские полки, включая конных гвардейцев, заняли свои посты вокруг дворца, вдоль маршрута и вокруг церкви. Начали по одному прибывать экипажи, подвозя избранных участников. Большая процессия двинулась в сторону собора Казанской Божьей матери в десять часов. Первым двигался отряд кирасир, за ним — заместитель распорядителя церемонии в открытой карете. Затем следовали экипажи камер-юнкеров великого князя и великой княгини, начиная с самых юных, и перед каждым шли четыре лакея. Перед экипажами камергеров великого князя и камер-юнкеров императрицы шли по восемь лакеев, а сопровождал карету гайдук (личный слуга в ливрее). Количество лакеев, скороходов и гайдуков возрастало пропорционально важности персоны. Перед генерал-майорами шли два скорохода и десять лакеев; главнокомандующие, министры, сенаторы и «голубые ленты» (кавалеры, облеченные знаками отличия своих орденов) удостоились двух пажей на запятках, гайдука, нескольких мавров и гусар, четырех скороходов, двенадцати лакеев и конюшего верхом. Позади обер-гофмейстеров двора императрицы и фельдмаршалов двигался за своими барабанщиками отряд конной гвардии. Двадцать четыре кареты занимали фрейлины, камер-фрау и гофмейстерины.

На церемонии присутствовал епископ Любекский, брат Иоганны. Он ехал в великолепной карете с четырьмя скороходами впереди, четырнадцатью лакеями, двумя камер-юнкерами и двумя пажами, с четырьмя гайдуками у дверцы и скороходом в ливрее, шагающим перед лошадьми с четырьмя сопровождающими их грумами. Когда обер-церемониймейстер сообщил княгине Иоганне, что настала ее очередь занять свое место, она последовала за ним с принцессой Гессен-Гомбургской, а ее шлейф поддерживал монсеньор Латоф. Они с принцессой Гессен-Гомбургской ехали в одной карете, которая сопровождалась так же, как и карета епископа Любекского.

Кортеж императрицы был самым замечательным из всех.

«Кортеж Ее императорского величества открывали трубачи и барабанщики. Обер-церемониймейстер следовал в открытом экипаже с жезлом в руке. Далее — гофмаршал и обер-гофмаршал двора Ее императорского величества со своими маршальскими жезлами. Затем четырнадцать сержантов, которые всегда сопровождают правителя в этой стране, когда он выходит к народу. Четыре сержант-квартирмейстера покоев, шесть простых сержант-квартирмейстеров двора. Начальник пажей верхом. Тридцать шесть пажей верхом… Камергеры Ее величества по двое, каждый с двумя скороходами перед лошадью. Два простых конюших. Главный конюший. Двадцать четыре грума верхом. Двенадцать лакеев покоев. Сорок лакеев»{64}.

Иоганна описывает императорскую карету, в которой