Спираль - Пол Макьюэн

Джейк некоторое время наблюдал за точными движениями девушки — держа кремниевые пластины специальным пинцетом, она осторожно опускала их в химический стакан и, нажав кнопку секундомера, полоскала в растворе. Спустя положенное время, вынимала пластину и опускала в ванночку с водой. Джейк опознал операцию и связанный с ней ритуал. Девушка очищала пластину от мельчайших крупиц пыли и грязи, так чтобы остались одни атомы кремния, закрепившиеся в кристаллической структуре. Прежде чем положить первый «мазок» на безупречный холст, с него следовало убрать все постороннее.

Студентка подняла голову, заметила профессора, вежливо улыбнулась и отвела взгляд.

Со смертью Лиама начали возвращаться черные пустоты. Прямо как после разрыва с Бет, с которой так и не возникло настоящей задушевности. Джейк чувствовал отстраненность и зыбкость, словно его внутренний и внешний мир существовали по отдельности.

Он вернулся в мыслях к Лиаму. Будучи биологом, тот тем не менее обожал удивительную безупречность технологии, рукотворные миниатюрные ландшафты невероятного уровня сложности. Лиам стоял у самых истоков первой информационной революции, дружил со всеми важными лицами — Аланом Тюрингом и фон Нейманом из Принстона, Уинером из Массачусетского технологического института. Идея создания машин, выполняющих алгоритмические программы, записанные на какой-нибудь линейной ленте-носителе, витали в воздухе еще в пятидесятые годы. Ученые все больше убеждались: сама жизнь использует модель, в которой ДНК служит лентой, а клетки — машинами, выполняющими программы. Ясно было также, что электроника способна работать по такому же принципу — единицы магнитной емкости или пакеты зарядов могли нести данные, а компьютерные микросхемы выполнять функцию процессора.

Шокли, Килби и Мур подхватили вызов. Лиам был знаком со всеми, включая Билла Гейтса и парней, создавших «Гугл». Он любил повторять, что судьба поставила его в первый ряд информационной революции и он никому не собирается уступать свое место. Старик с одинаковым азартом изучал и грибы, и прогресс в области полупроводников, следил за каждым новым шагом технологической эволюции, наблюдал, как под нее подстраивается мир.

А еще он любил ползунчиков. В то время как военные видели в них шпионов, Лиам считал микроботов солдатами новой революции. Лиам ожидал наступления второй волны, чего-то еще более грандиозного, чем переворот в информатике. Применение технологии информационного века к биологии саму жизнь превращало в инженерную дисциплину. Микрофлюидные лаборатории размером с миниатюрную схему, системы полимеразной цепной реакции — ПЦР — и установки для сборки микроползунчиков позволяли создавать живые клетки по образу и подобию компьютерных чипов, обрабатывать ДНК как двоичный код. Лиам крайне оживился, планировал начать в пределах пяти лет производство грибов с заказанными свойствами. Составил генетический код на компьютере, нажал пару клавиш — и пожалуйста! Производство новых грибов станет таким же простым, как проектирование интегральных схем. Он любил повторять, что ползунчики — пехота новой революции.

Джейк отказывался поверить, что Лиам не увидит результатов своего начинания, не порадуется, когда кто-нибудь создаст первую искусственную клетку и дети начнут обмениваться любимыми геномами в социальных сетях, а роль символа технологического совершенства перейдет от компьютерного чипа к искусственному ядру клетки.

Старого профессора не будет рядом, когда Дилан создаст свою первую бактерию с заданными свойствами.

Лиам считал, что технологии биологического синтеза захлестнут мир подобно цунами, по сравнению с которым революция в электронике покажется рябью на поверхности пруда. Даже Джейк не мог до конца представить себе масштабы грядущих перемен. Насколько изменится жизнь, когда компании вместо «мертвой» продукции начнут выпускать живые искусственные организмы? Когда хулиганистые подростки вместо взлома компьютеров, пользуясь инструментами биологического синтеза, научатся хакать то, что бегает и дышит?

Джейка против воли оставляли силы. Он попытался стряхнуть с себя смертельную усталость. Понятно было одно — новая революция преподнесет большие сюрпризы. Жизнь невозможно втиснуть в уравнения. Появятся проблемы иного порядка. Случайная мутация мельчайшего организма будет способна вызвать цепную реакцию размножения и поставить на колени самые сложные биосистемы. Вот вирус передался от обезьяны человеку, и пожалуйста — вспыхнула эпидемия СПИДа. Достаточно лихорадке Эбола вырваться из джунглей, и могут погибнуть сотни миллионов людей. Доминирующий вид Homo sapiens в два счета может оказаться в нижнем этаже иерархической пирамиды. Грядет безумная, неистовая, беспощадная война с миллиардами участников и миллионами различных сторон, и никто, даже сам Лиам Коннор, не мог бы предсказать ее исход.

Из камээнки с унылым видом вышел Джо.

— Ну? — спросил Джейк.

— Все обыскали. Перерыли мусорные баки. Проверили каждую кассету с пластинами, коробки с образцами.

— Нашли?

— Все ползунчики на месте, кроме тех, что пропали.

Джейк решил не делать зловещих выводов из отсутствия ползунчиков в лаборатории Лиама. Как бы ни крутил эту мысль в голове, с какой бы стороны ни заходил, он не мог обнаружить никакой связи между пропажей микроботов и смертью наставника. Джейк всегда следовал правилу — не искать заговора там, где происшествие, возможно, объяснялось озорством или глупой случайностью.

Но тут поступили две новости.

Первую сообщил Влад Глазман, приятель и научный коллега Джейка, русский эмигрант пятидесяти двух лет, штатный профессор информатики. Влад пригласил друга в свою лабораторию. «Выпьем, — сказал он, — за нашего погибшего друга». Джейк почувствовал, что дело не в одной выпивке. Влад знал Лиама не хуже его ученика, а возможно, и лучше.

Джейк явился в лабораторию Влада через несколько минут после полуночи. Русский успел приговорить полбутылки горилки «Немирофф» — по выражению Влада, «ядреной украинской водки». Его приземистая фигура с широкими плечами и квадратной головой словно вышла из-под пресса. Черные волосы, черные глаза, неожиданно полные, чувственные губы. Его жена, с которой он познакомился на конференции в Европе, высокая блондинка, выглядела антитезой рядом с приземистым черноволосым Владом. Семейная жизнь у них не заладилась.

Влад наполнил рюмку Джейка и задал вопрос:

— Думаешь, Коннор болел?

— Не знаю я, что думать.

Влад хмыкнул:

— Не болел — это факт.

Джейк сделал глоток. Крепкая водка хорошо пошла, обожгла гортань желанным огнем. Джейк обвел взглядом комнату. Лаборатория Влада работала на стыке наук, в ней можно было обнаружить что угодно — от «железа» UNIX и кабелей Cat5 до установок ПЦР и обычных пипеток. Каждая пядь свободного пространства была занята стопками бумаг. Влад расчистил место, внимательно разложив убранные бумаги по новым кучкам.

Потом, задержав рюмку в приподнятой руке, выпил.

— Знаешь, что я думаю?