Охота на Джека-потрошителя - Керри Манискалко

Я прикусила губу, ненавидя себя за то, что так беспокоюсь. Что меня беспокоит больше – то, что я ошибаюсь, или то, что я буду так неправа в глазах Томаса? Второе меня тревожило. С каких это пор его мнение о моем уме стало настолько важным? Я его едва выношу. И то, что он обо мне думает, не должно иметь совершенно никакого значения.

Но это имело значение. Большее, чем мне хотелось признать.

И потом был еще более темный вопрос, который мне совсем не хотелось признавать. Что связывало моего отца с этими убитыми женщинами? Меня невольно мучил страх, ведь все больше фактов указывало на то, что это не просто случайное совпадение. Но как это все друг с другом связано, оставалось загадкой.

– Ну, если кто-нибудь из наших слуг знает интимные подробности жизни отца до смерти матери, то это мистер Торнли, – сказала я.

Камердинер одевал моего отца для каждого выхода и знал, когда и где тот находится в любое время. Вероятно, он знал отца так же хорошо – если не лучше, – как его знала мама. Если бы он не стал слишком старым, чтобы выполнять свои обязанности, то, я уверена, он по-прежнему находился бы рядом с отцом.

– Все будет хорошо, Уодсворт. Мы или получим ответы на наши вопросы, или нет. Но по крайней мере мы съездили и попытались.

Вспышка молнии осветила темное небо, будто титаны сотрясали небеса. Вслед за ней прогремел гром, напоминая мне о родителях. Когда я была маленькой и боялась гроз, налетавших на Лондон, я сворачивалась клубочком на коленях у мамы, а отец рассказывал мне, что гром – это шум, который издают ангелы, когда играют в кегли. Мама вызывала кухарку, и та приносила нам карри и лаваш, напоминающие о родине бабушки, а потом рассказывала мне истории о героинях из дальних мест. С тех пор я почти полюбила грозу.

Вскоре, слава богу, наше путешествие в карете закончилось. Мы съежились под зонтом у двери маленького каменного домика, стиснутого со всех сторон такими же домиками, похожими на коровники. Томас постучал, потом отступил на шаг, позволяя мне первой встретиться с бывшим слугой.

Дверь со скрипом открылась – ее петли очень нуждались в хорошей смазке, – и из дома лениво поплыл неприятный запах вареных овощей. Я ожидала увидеть знакомые морщинки вокруг добрых глаз и снежно-белую голову.

Я не ожидала увидеть молодую женщину с ребенком, привязанным у бедра, которая вовсе не обрадовалась неожиданной помехе в делах в послеполуденное время. Ее рыжие волосы были заплетены в косу, уложенную в узел на затылке, одежда была сильно поношенной, с заплатками на локтях. Выбившиеся прядки волос обрамляли лицо, и она безуспешно пыталась сдуть их, чтобы они не падали на глаза.

Томас тихо кашлянул, подталкивая меня к действию.

– Я… простите меня. Я… я ищу одного человека, – заикаясь, выговорила я, бросив взгляд на номер 23 на двери, – по-видимому, у меня неправильный адрес.

Было нечто пугающее в том, как она стояла и в упор смотрела на меня, но мы проделали весь этот путь, и я не собиралась отступать перед неприязненным к себе отношением. Она медленно окинула взглядом Томаса. Дважды.

Она мне напоминала человека, которого соблазняет сочный на вид стейк, и мне это совсем не понравилось.

Я откашлялась, и тут небо прорезала еще одна вспышка молнии.

– Вы случайно не знаете, где я могу найти мистера Торнли?

Младенец выбрал этот момент, чтобы поднять вой, и молодая женщина бросила на меня гневный взгляд, будто это я выпустила сидящего в нем дьявола, а не удар грома. Успокаивая орущего демона, она нежно похлопала его по спинке.

– Он умер.

Если бы Томас не схватил меня за руку, чтобы поддержать, я могла бы упасть назад.

– Он… но… когда?

– Ну, он пока не совсем умер, – призналась она. – Но ему уже недолго осталось пребывать в этом мире. Если он проживет эту ночь, это будет чудо, – она покачала головой. – Бедняга стал совсем не похож на себя. Лучше сохраните прежнюю память о нем, иначе вас потом долгие годы будут мучить кошмары.

Та часть меня, которая была полной теплого сочувствия, хотела бы произнести слова сожаления по поводу предстоящей кончины нашего бывшего слуги, но это был наш единственный шанс узнать о местонахождении отца во время убийств и о его возможной связи с мисс Эммой Элизабет Смит.

Я выпрямилась, воображая, будто вены в моем теле – всего лишь стальная проволока, холодная и бесчувственная. Теперь настал момент найти тот научный переключатель, о котором говорил Томас.

– Мне совершенно необходимо повидать его. Это очень важно. Вы ведь не откажете мне в возможности попрощаться с дорогим другом, особенно если он на смертном одре, не так ли?

Молодая женщина с открытым ртом смотрела на меня, потом закрыла его. Свободным бедром она толкнула дверь, распахнула ее и нетерпеливым взмахом руки пригласила нас войти. Потом выпятила подбородок в сторону вешалки в углу.

– Поставьте там зонтик и проходите, раз так, – произнесла она. – Он наверху, первая дверь направо.

– Благодарю вас, – я пересекла крохотную прихожую и поспешно направилась к истертой лестнице. Томас шел за мной по пятам. Запах вареной капусты преследовал нас, пока мы поднимались наверх, усиливая неприятные ощущения в моем желудке.

Когда я добралась до последней ступеньки, женщина насмешливым тоном крикнула.

– Сегодня ночью вас будут преследовать кошмары. И лучшие простыни на свете вам не помогут. Не говорите, что я вас не предупреждала, миледи.

На этот раз, услышав удар грома, я содрогнулась.

Марлевые занавески – которые, наверное, когда-то были белыми – парусом рванулись навстречу нам, словно две разлагающиеся руки, отчаянно молящие об избавлении от страданий.

Если бы меня заставили долго пробыть в этой напоминающей могилу комнате, я уверена, я бы пришла в такое же отчаяние. Капли дождя стучали по подоконнику, но я не посмела закрыть окно.

На маленькой железной кровати с полосатым матрасом лежало тело, похожее на скелет; оно выглядело почти неживым. Бедняга Торнли съежился и превратился в хрупкий остов, туго обтянутый серой кожей. Из открытых болячек на его торсе и руках текла смесь крови и гноя, издающая запах гнилого мяса, который мы ощутили еще у двери. Трудно сказать точно, но он, по-видимому, болел какой-то формой проказы.

Я закрыла нос тыльной стороной ладони и уголком глаза заметила, что так же поступил Томас. Этот запах можно было назвать самое меньшее ошеломляющим, а картина перед нами была самой ужасной, какую я когда-либо видела.

Это о многом говорит, так как я видела разложившиеся внутренности покойников бесчисленное число раз во время вскрытий у дяди.

Я зажмурилась, но эту страшную картину будто выжгли на внутренней поверхности моих век.