Илья Муромец - Иван Кошкин

— Сам допрашивал, княже? — участливо спросил Илья.

— Да разве нынешние умеют, — отмахнулся Владимир. — Поели?

— Да как-то не с руки было.

— Ну, тогда вместе поснедаем.

Бледный Самсон шумно сглотнул, и князь как-то по-новому посмотрел на иудея.

— Стало быть, ты недостачу нашел? Эти остолопы пять лет на тюре сидели, а стоило ж... иудея взять?

— Да мы как-то на слово верили, — тихо сказал Илья.

— На слово... — проворчал Владимир. — Мимо моего слова — столько еще... Не могу же я сам вам мешки считать. Слышь, Илья Иванович, а зачем он тебе на Заставе — али мечей мало? Дай мне его сюда, мне позарез ключник новый нужен. Чтобы честный был. А то — с товарами своими пошлю за море.

— Нет, княже, не вели казнить, — раньше старшего выпалил Самсон. — Нельзя мне. Не бери с Заставы!

— Что так? — удивился князь.

— Мы... Мы не просто так торгуем, — потупился Самсон. — Деньга деньгу ведет, так у нас говорят. Если ты мне еще власти дашь, завтра у меня в долгу пол-Киева будет, и даже ты ничего тут не сделаешь. А я не хочу. Я за Русскую землю хочу...

— За что? — полезли на лоб глаза князя.

— За Русскую землю, — еще тише ответил Самсон.

— Забирайте его и катитесь обратно, — махнул рукой князь.

— А недостачу нам когда покроют? — уже требовательно спросил иудей.

— Сегодня! Уйдете вы или нет?!!

Братья подхватили Самсона под руки и бегом вытащили из светлицы. Уже в поле, возвращаясь на Заставу, Илья спросил:

— А насчет пол-Киева в долгу — это ты врал или как?

— Не врал, — помотал головой Самсон. — Одно дело ведешь, на другое деньгу копишь, третье высматриваешь, про четвертое вынюхиваешь. Вот я и ушел. Не хочу всю жизнь в лавке стоять. Совсем ушел.

— Поди ж ты, — подивился Дюк. — А я уж думал тебя было в долю взять.

— Нельзя мне, Дюк Степанович, — повторил Самсон.

— Ну, нельзя так нельзя...

Сейчас Самсон, уже давно не отрок, стоял перед Муромцем руки в бока и, похоже, не знал, с чего начать.

— Ну... — сказал было иудей и вдруг шмыгнул длинным носом и, махнув рукой, вышел из шатра.

— Переживает, — прислушался Алеша к громкому то ли ржанию, то ли карканью. — Чувствительный. Ничего, сейчас вернется.

— Ишь ты, — покачал головой Добрыня, — вот уж не думал, что он так к тебе привязался.

— Что он, собака, что ли, привязываться, — обиделся Илья. — Просто человек так радуется.

— Ну, пусть радуется. Так зачем приехал, Илья Иванович? — И холодом вдруг повеяло в шатре от этих слов.

— Ты чего, Никитич, — ошарашенно повернулся к брату Алеша. — Он же к нам из поруба прямо... Чего ты?

— Из поруба? — криво усмехнулся Никитич. — Да от него гарью несет за версту. Нет, не прямо к нам Илья Иванович прискакал. Ездил он силу Калина поразведать, так?

— Так, — недоумевающе кивнул Илья. — А что такого-то? Силы у него — степи не видно...

— Вот то-то и оно, Алешка, — покачал головой Добрыня. — Зачем бы ему Калина сведывать? Воевать хочет Илья Иванович. И к нам приехал — на помощь Владимиру звать!

— Не Владимиру, а Киеву! — возмутился Илья.

— А что мне за дело до Киева? — зло вскинул голову Змееборец.

— Да ты что, Добрынюшка? — опешил Илья.

— Да понимаешь, Илья Иванович, — Алеша не смотрел в глаза брату. — Неохота нам головы за Владимира класть. Надоело. Сам говоришь, у Калина силы видимо-невидимо.

— Да вы что, братцы? — Илья не верил своим ушам.

Полог откинулся, в шатер шагнули Самсон и Казарин.

— Чего с дороги про дела говорить-то? — Степняк раскинул на коврах полотенце. — Поснедаем, меду попьем, а уж на сытое пузо и речи другие.

— Тут у нас всего вдоволь — шербет хорасанский, инжир мингрельский, изюм — ах какой! Вино хиосское, мед русский, а вот это с Колхиды — быка валит! — Самсон хозяйственно раскладывал снедь. — Садитесь, богатыри, таки в ногах правды нет, а с дороги гостя не накормить — за это Бог обидится, и шобы с нами такого никогда не было.

— Хорошо живете, богатыри. — Илья сел к столу, но к кушаньям не притронулся. — Откуда яства такие? Али Владимир вместо пшеницы со своего стола отправляет?

— Своим умом добываем, — спокойно ответил Добрыня, отправляя в рот горсть изюма.

— Да уж, ума вам не занимать, где уж мне. Не расскажете, что же вы такого изобрели, чтобы шербет да изюм к столу иметь?

— Ну, это просто, — оживился Алеша. — Как тебя, Илья Иванович, в поруб посадили, то мы в Дикое поле отъехали. Затем половина мужей с Рубежа на север по домам пошла. Людей у Владимира едва на порубежье хватает, а Днепр стеречь некому. Через то купцы от печенегов воем взвыли. А тут мы на порогах встали. Ну, и предложили купцам — за десятину До Киева доводим. Тем деваться некуда. Да, десятину берем с товара. Сам цену называй, сам плати. Сперва, было дело, пытались лукавить, за шелк назначали, как за холстину. Так мы тогда у них весь товар скупали по этой цене. О, как. А еще, как цену назовут, мы у них того-сего с той же пошлины и купим. Так что не только шербет — и одежа теперь не посконная, и сбруя да оружие в золоте!

— Стало быть, вы их грабите, да еще за это деньгу берете, так? — Илья уловил самую суть.

— А-а-а, — осекся Алеша.

— Умные вы — куда деваться, — покачал головой Муромец. — Небось ты, Самсонушка, измыслил? Всегда способный был...

— Почему сразу я? — сник Самсон. — Мы вместе с Дюком. Он говорил, в Дании давно уж так.

— А в Дании тоже вои пошлину берут или все же конунг датский?

— Ты, Илья Иванович, говорил бы уж прямо. От тебя хочу услышать, без догадок своих, куда ты нас звать явился. — Добрыня кинул в рот инжир, взял с блюда другой.

— Скажу, — спокойно ответил Илья. — Я явился звать русских богатырей на защиту Киева и всей земли Русской.

— Понятно, — кивнул Добрыня, наливая себе вина. — Стало быть, на помощь князю Владимиру.

— Да при чем здесь князь-то? — вскипел было Муромец и вдруг увидел глаза Добрыни.

Нет, не показалось ему тогда — пусты и тусклы были очи Змееборца.

— Ну что же. Я сказал, зачем приехал. А уж вы, будьте ласковы, дайте ответ. Времени у меня мало, Калин через день-два встанет под Киевом.

— Ответ... — Никитич покачал кубок, глядя, как играет темное, почти черное в сумраке шатра вино. — Ну, так вот тебе мой ответ, Илья Иванович. Я не пойду. И те, кто меня атаманом выбрали, — тоже. Хватит, навоевались. Думаешь, мы не знали без тебя о Калине? И знали, и говорили промеж собой. И решили, что нам до этого дела нет. Хочешь, мужей на площадь соберу? Они тебе то же самое скажут.