Вещий Олег - Наталья Павлищева

Озадаченный услышанным Хорень уставился на приятеля, потом поскреб затылок и хмыкнул:

– А из чего он, этот огонь, знаешь?

– Если б знал… Тайно везли, хотели дома разобраться.

– Жаль, – покачал головой славянин. – Хорошее оружие.

– А то, – согласился норманн, – греки им пользуются, только в великой тайне держат.

– Как же вы украли-то?

Раголд возмутился:

– Кто крал?! Ты что говоришь?!

Хорень даже отступил от такого наскока, понятно, обидел честного купца, тот никогда в краже замечен не был, но возразил:

– А что, греки сами дали, что ли?

– Почему дали? – Раголд слегка смущенно пожал плечами. – Продали. За большие деньги.

– Вот тебе и секрет! – расхохотался Хорень. – А Перун рассердился и всю ладью сжег!

Раголд нахмурился, но ничего не ответил. Немного погодя ладожанин вздохнул:

– А жаль, что сгорело… Ежели поджечь да в кого кинуть, это ж какой урон нанести врагу можно…

Купец все равно промолчал. Чего жалеть о том, что уже случилось, прошедшего не вернешь… Недолго горевал и Хорень, он не умел переживать, жизнь своего требовала.

На Волхове показались лодьи, не ильменские – норманнские. Тревожно встрепенулась Ладога, чего ждать от гостей? Кто-то даже крякнул, мол, эх, не успел князь защитить! Разорят? А чего разорять-то? Еще и поставить не успели ничего. Одна за другой выплывали из-за поворота, показывая высоко загнутые носы, украшенные невиданными чудищами, но как приблизились, Сорок первым облегченно вздохнул:

– То Рюрик со своей дружиной.

Обрадовались и остальные, защита плывет, не разор!

Приставали к берегу лодьи, вытягивали их варяги на сушу да сбирались вместе. Настороженно глядели на них ладожане, хотя сами звали, а теперь страшно стало. Как-то дело повернется?

На берег спрыгнул варяг в дорогом одеянии, к нему тут же метнулся Охрима, который как раз в Ладоге был со своими лодьями. Приветствовал, голову склонил. Смотрел конунг строго, сначала на самого Охриму, потом вокруг. Спросил что-то, остальным не слышно было, рукой повел по берегу. Поняли ладожане, что про пожар спрашивает, тоже огляделись. И словно впервые увидели свое село после той беды, ужаснулись. Одни головешки от бывшего торжища, да и дома не везде встали. Варяги, которые не раз бывали в Ладоге, тоже дивятся, что с ней пожар сделал. Нахмурил князь брови, строго выговаривать стал, словно в том огне Охрима виноват, и купец хмурится, а делать нечего. Показал на новые дома, для князя и дружины поставленные. Строили по свейскому обычаю, с окошками, какие себе не всегда делают. Князь дома разглядывает, а ладожане князя. Особенно женщины, каких в Ладоге мало осталось.

Радога усмехнулась, не виден князь-то, глаза круглые, черные, как уголья, лицо узкое, бороды нет, только длинные усы вниз в разные стороны торчат. Все лицо какое-то выпуклое, а взгляд действительно соколиный. Недаром прозвище у него Рюрик – Сокол значит. А еще нос, как у хищной птицы клюв. С лодьи спрыгнул молодо, а так видно, что уж не юноша, и то, дед его Гостомысл давненько дочку замуж к норманнам отдал. Мужики другое примечают, какой меч у князя да какое оружие у остальных. И чего смотрят, ежели тем оружием защищать станут, то успеется привыкнуть, а ежели грабить, то поздно, стоят ладожане безоружные перед варягами. Набычились мужики, не добро беспомощными себя чувствовать, одно дело оказалось на вече кричать, чтоб князя позвали, а другое – его перед собой с боевой дружиной видеть.

Но все обошлось, похвалил Рюрик за дома, поставленные к их приходу, показал, что переделать, да назначил на завтра начало строительства крепости на мысу, что на правом берегу Ладожки пустой стоял. Согласились ладожане, и сами так мыслили, что если ставить огород, так там. Место подходящее, много городить не надо будет, потому как с двух сторон Волхов и Ладожка прикроют.

Только зря радовались, варяги обживаться не собирались, все их мысли о том, чтобы поскорее обратно идти. Ладожане дивились – чего же приходить было? Потом поняли, что варяги вроде за данью пришли, а оказалось, что славян защищать надо. Пошли среди этих защитников споры да свары, если б не конунг с его властью, расползлись бы варяги, часть домой отправилась сразу же. Гадали ладожане, хватит ли силы у Рюрика своих в узде удержать? Хватило, недаром, видать, Соколом прозвали, не только за нос, как у хищной птицы, твердой рукой держал свою дружину.

Одно не любо ладожанам – те защитники до их жен охочи. Ладно бы жениться звали, а то побаловать – и все. Потому не против были, когда защитнички свои украшенные разными диковинными мордами или фигурами лодьи направили вверх по Волхову. Пусть уж лучше там, без них женкам как-то спокойней, и мужьям за жен тоже.

Уплыл Рюрик, в крепости остался его зять Рольф, которого свои Пешеходом кличут. Полегчало ладожанам.

Построенная крепость нависает над Ладожкой на правом берегу, хорошо стоит, как подплывают лодьи по Волхову, особо со стороны Нево, так сразу ее и видят. Понимают, что не пройти мимо да не взять с налету. Постарались ладожане крепко поставить, на славу, простоит хорошо. То, что князь с основной дружиной ушел к Ильменю, даже лучше, пусть себе. Не привыкли ладожане над собой чью власть чуять, не было у них князей, да и не надобно бы. А что защита есть, хорошо. И зять, которого оставил, разумный, не зря его все чаще Хельги зовут. По-норманнски то значит Мудрый Предводитель. Славяне на свой лад переиначили, Ольгом стали звать. Тому все одно, лишь бы уважали да побаивались. Есть и то, и другое, за дело прозвище получил Ольг. Князь большой, грузный, рядом с ним Рюрик, что малое дите, почти по плечо. Славяне сильных уважают, особо ежели те умные, а Ольг таков. Не просто умный, а еще и хитрый, этот своего добьется.

Его жена, дочь князя Силькизиф Рюриковна (и не выговоришь сразу!), женщина крепкая, сильная, мужу под стать, родить скоро должна. И жена самого Рюрика тоже тяжелая ходит. Только та слабая, квелая, болеет все, в меха кутается, точно из жарких земель прибыла, а не из свейской стороны. Может, потому князь и оставил женщин с Ольгом пока в тепле да уходе? У князей все запутано, Ольг женился на дочери Рюрика, а сам Рюрик взял его сестру Ефанду. Ольг получается князю вроде как вдвойне родич. Ладожанам все одно, лишь бы им торговать не мешали да своими делами заниматься.

Холопов у князей немного, у дочери одна старая тетка, что еще Гостомысла помнит, потому как с матерью Рюрика во Фрисландию приплыла когда-то, а теперь вот за его дочерью приглядывает, да у княгини две девки из ладожских по двору возятся. Остальное викинги делают, ладожанам не доверяют. Ну и ладно, тоже ничего. Женщины меж собой не дружат страшно, только ладожан и это не удивляет, что, у славян такого мало? Частое дело, дочь отцу мачехи никогда не простит, разве только сама ее выберет. А тут молодая да знатная, себе цену знает, что твоя королевна, на княжескую дочь и не глядит, точно та ей не ровня. Вот и не любит ее Силькизиф.