Тайны Фальконе - Софа Рубинштейн

недоумённо уставился на меня, а я на него. Через пару секунд наш смех услышала половина Центрального парка. Мы несли полную чушь с серьёзным выражением лица и наконец, не сдержались. Я смеялась сквозь резкую боль в животе, не имея возможности остановиться. Лицо Кристиана покраснело.

— Закрепим решение на мизинчиках? — предложил он, когда мы немного успокоились.

Я разжала наши переплетённые ладони и мизинцем взялась за его палец.

— Будем самой безумной парочкой Нью-Йорка, — произнесла тост я.

— Всего мира, — поправил парень.

Глава 21

Солнце давно скрылось за горизонтом, которого даже не было видно из-за небоскрёбов. Мы не спеша брели домой, ибо по степени опьянения не смогли бы идти быстрее. Огни Нью-Йорка смешивались в одно разноцветное пятно. Я пыталась сфокусировать взгляд, но становилось только хуже.

— Давай возьмём ещё, — практически нечленораздельно промямлил Кристиан, желая купить вторую бутылку виски.

Он говорил, что хочет ещё, через каждые минут пять, но видимо, потом забывал и повторял снова. Я терпеливо всегда напоминала о том, что у него завтра собрание.

— К чёрту его, — восклицал Кристиан.

Остановившись перед красочной витриной, я глядела вглубь элитного бутика. Богатые девушки сновали туда-сюда, пестря дорогими роскошными платьями. Вульгарно, но как же завораживает!

— Хочешь что-нибудь? — брюнет встал рядом, также наблюдая за происходящим.

Я помотала головой. Мне не хотелось ни одного из этих нарядов.

— Хочу этот бутик, — сказала я, направляясь дальше.

Кристиан догнал меня, усмехнулся.

— Могу купить его, — пожал плечами он.

Я остановилась, посмотрев на парня.

— Вот так просто?

— Если забыла, Манхеттен под моей властью, — поразмыслил брюнет.

Я усмехнулась, продолжая путь.

— Для тебя вообще есть что-то невозможное?

Кристиан плёлся рядом. Ответ последовал не сразу.

— Да, — серьёзно ответил он.

— И что же это? — поинтересовалась я.

— Любовь.

Мы вошли в лифт. Брюнет нажал кнопку нужного этажа.

— Почему она невозможна для тебя? — не поняла я.

— Я никогда никого не любил, — пояснил Кристиан. — А как возможно то, чего никогда не чувствовал? Как я узнаю, что полюбил?

— Думаю, ты ни с чем это не спутаешь, — пожала плечами я, выходя из лифта.

Бок начинал мучительно ныть из-за долгой прогулки.

— Не хочу узнавать это чувство, — поморщился парень, открывая квартиру.

Я первым же делом прошла к дивану в гостиной. Устало плюхнулась на мягкий материал.

— Это прекрасное чувство, — запротестовала я. — Мне бы хотелось влюбиться сильно и надолго.

— В кого? — хмыкнул он, садясь рядом.

Кристиан включил плазму, откинувшись на спинку дивана.

— Не знаю, — призналась я. — Может, в тебя?

Парень недоверчиво повернулся в мою сторону. Рассмеялся.

— А что? — выгнула бровь я. — Ты прекрасно готовишь, знаешь французский, есть собственная квартира на Манхеттене, хороший собеседник и никогда не дашь в обиду. А ещё, у тебя классные волосы и пресс.

— Я убийца, — оборвал Кристиан.

Вот так один минус может перекрыть множество плюсов. Мне хотелось взорваться от жестокой правды. Хотелось кричать на весь мир от несправедливости. Но вместо этого, я лишь опустила голову и вздохнула, перебирая пальцы. Стало ясно, что парень тоже ненавидит эту правду. Запрещает себе даже думать о том, что если бы не был убийцей, всё могло бы быть иначе. Я не видела в нём убийцу. Уже нет. Он спасал мне жизнь, поддерживал, когда было нужно, и принимал меня такой, какая я есть. Противоречивую, странную, со всеми недостатками. Кристиан показал мне другую сторону жизни. Может не самую лучшую, но настоящую.

— Даже будучи убийцей, ты остаёшься прекрасным человеком, — тихо сказала я, поднимая на него глаза. — Ты не ужасный человек, Кристиан.

Незаметно для нас самих, мы отрезвели. Говорили уже серьёзно, без шуток.

Изумрудные глаза сверкнули и потускнели. Его лицо освещалось лишь светом плазмы. Кристиан был красив, даже очень. Быть может, из него бы вышла хорошая модель. На щеках появились ямочки, которых никогда прежде я не замечала. Губы парня дрогнули в улыбке, и он отвернулся, глядя в потолок.

— Чего ты боишься больше всего, Элена? — прошептал брюнет. — Прямо сейчас, в эту минуту.

У меня было много страхов. Большинство из них связаны в той или иной степени именно с Кристианом. Страх остаться одной. Страх быть брошенной им. Страх влюбиться в него.

— Ни чего, — в итоге тихо ответила я.

Мне не хотелось, чтобы он знал о моих глупых страхах.

— А я боюсь, — произнёс парень, снова поворачиваясь ко мне. — Только не знаю чего. Этот страх раздражает, делает меня слабее.

— Расскажи что-нибудь, — попросила я. — Раз уж, у нас вечер откровений.

— Что рассказать?

— Например, откуда у тебя столько шрамов? В каких перестрелках заработал их.

Глаза Кристиана вновь сверкнули. Он вздохнул, переводя взгляд к потолку.

— Большинство шрамов никак не связаны с моей работой, — ответил брюнет.

— Тогда откуда они? — нахмурилась я.

— Отцу нравилось делать мне больно, — после недолгого молчания прошептал парень. — Я никогда не любил своих родителей, но всё равно не понимал, почему они так поступают со мной. Выходя на улицу, я видел других детей. Чистых, счастливых, под ручку с мамой. Мне не нравилось наблюдать за этим. Слишком больно для ребёнка. А приходя домой, снова лицезрел, как родители принимают очередную дозу. Как отец, заметив меня, хватал нож и гнался за мной. Не всегда удавалось убежать или спрятаться, как видишь. Потом, истекая кровью, со слезами на глазах, я плёлся к себе в комнату и ложился спать. Там, во сне, было хорошо. В меня никто не тыкал ножом, мне не приходилось постоянно убегать. Самой большой мечтой детства было — исчезнуть. Умереть, чтобы отныне не чувствовать всего этого дерьма. Мне было одиннадцать, когда я обнаружил своих родителей мёртвыми. И мне было плевать. Я просто начал продавать наркоту.

По щеке непроизвольно скатилась слеза. Я быстро смахнула её, отвернувшись. Почему так мало воздуха? Ничтожно мало. Кожа покрылась мурашками, когда по щекам продолжили литься слёзы.

Боже, почему меня не было рядом? Я бы прикрывала его собой, лишь бы этот ребёнок никогда не сломался. Как же больно! Словно все внутренние органы стянулись в тугой узел. Особенно болело сердце.

— Почему ты плачешь? — тихо спросил Кристиан, разворачивая моё тело к себе.

— Мне больно за тебя, — прохрипела я, начиная рыдать ещё сильнее. — Так не должно быть! Ты не заслужил такого отношения! Какого чёрта отец так поступал с тобой!?

Сдерживать слёзы уже не получалось. Огромный ком засел в горле, а руки тряслись от безнадёги и боли. Кристиан притянул меня к себе, утешая. Но это я должна утешать его. У него был отец — монстр, а не у меня.