Военные истории - Валентина Никитина

ушла на фронт. Но разве честно, платить жизнью за другую жизнь? Мы сами выбираем свой путь и сами делаем свое счастье, и нет никакой платы за него… А может, настал момент расплатиться?

Инну привели на допрос. Капитан НКВД долго читал немецкие документы, отобранные у Анджея, потом долго через очки смотрел на Инну, взял бумагу и начал заполнять ее анкетные данные, кто она откуда и прочее. Он не верил, почему она ушла из части, как попала в плен, и что ей помогли оттуда сбежать.

— Сказочка у тебя славная… Тебе удалось попасть в медсанбат, собрать сведения о военной части и перейти к немцам. Сколько тебе заплатили? Или ты сама расплачивалась? Подстилка немецкая, ты мне тут будешь нести этот бред, а я буду слушать? Да я тебя могу сразу расстрелять, как предателя…-

— Меня уже расстреливали, и в лагере хотели в газовую камеру отправить, если бы я не убежала, думаю, всех, кого не вывезли из лагеря, уже нет в живых…-

— А ты знаешь, что там случилось? Потому и сбежала, шкуру свою спасала, поняла, что там убьют, и давай назад, авось проскочишь?-

— Меня спас антифашист, член подпольного движения сопротивления…

— А где он? Понял, что ему вряд ли поверят? Хватит врать! — зло перебил ее капитан и приказал увести.

На следующий день ее снова вызвали на допрос, теперь другой следователь задавал те же вопросы. Они сидела на стуле целый день. Ни встать, ни откинуться на спинку стула, нельзя, тут же получишь удар и громкий окрик. Нельзя наклониться не только назад, но и вперёд. Так она сидит двое суток, день и ночь без сна. Следователи меняются, а она сидит, потеряв счёт времени. Заставляют подписать протокол, в котором заявлено, что она немецкая шпионка. Она все подписала, а затем ее отправили дальше, где военный трибунал, вынес приговор. Кроме того пришел ответ на запрос из части, где черным по белому было написано, что она по непонятным причинам сбежала от конвоя, который ее сопровождал для выяснения обстоятельств невыполнения приказа командира. Инну осудили и отправили в лагерь на десять лет.

В лагерь попадали не только мужчины — враги народа, но и женщины: жены, матери и дочери этих врагов. По сути, их вина заключалась лишь в том, что они были близкими родственниками неблагонадежных элементов, а значит, их ожидало трудовое перевоспитание. Но, кроме этого, им приходилось терпеть боль и унижения.

Система «ломала» своих граждан — они должны были быть послушными и молчаливыми, а потому трудности начинались непосредственно по прибытии в исправительно-трудовой лагерь. Женщин раздевали догола и отправляли в баню, где подвергали тщательному осмотру: оценивали как товар на предмет сожительства. Принуждение женщин к сожительству было обычным делом. Заключенные женского пола не только готовили надзирателям еду и чистили сапоги, но и ублажали по первому требованию. Женщин делили на три категории: «рублевые», «полурублевые» и «копеечные». Понятно, что здоровые и красивые входили в первую категорию и пользовались особенным спросом.

Не все женщины были послушны, некоторые пытались сопротивляться. Лагерная охрана с ними не церемонилась: под разными предлогами их отправляли в карцер, лишали пайка и теплой одежды. Если эти простые методы не приносили должных результатов, заключенных могли просто уморить голодом или изнасиловать. Не каждая выдерживала. Одним из наказаний, например, было — переливать воду из одной проруби в другую или перетаскивать тяжелые бревна с места на место. Это было сложно выдержать не только физически, но и морально… Отправляли в карцер, где выдавали 400 граммов хлеба и две кружки горячей воды на весь день. Помещение без окон, не отапливалось. Хватало нескольких дней, чтобы осужденные «приходили в себя». Обычно после карцера люди попадали в лазареты: спасали не всех…

Чтобы вырвать признание женщин — врагов народа, оставляли на ночь или больше в камерах для уголовников. Известно, что женщины более выносливы, чем мужчины, а потому лучше переносят тяжелый быт и издевательства. Насилию подвергали их детей, причем на глазах у матерей. Некоторых это шокировало до такой степени, что они сходили с ума. Стоит сказать, что порой не выдерживали сами надзиратели…

Такие условия существовали в лагере, куда попала Инна. Отношение к женщинам, осужденным по политической статье, было особенным. Их селили вместе с уголовницами, чтобы те могли издеваться над ними. Женщины, принадлежавшие к уголовному миру, звали себя «фиалочками», а политических заключенных звали с оттенком презрения «розочками»; в дальнейшем за ними укрепилось — и, по-видимому, держится до сих пор — жаргонное имя «воровайки». Единственными представителями чуждого им круга, к которым «фиалочки» относились более или менее сдержанно, были заключенные монахини. Кроме того, были и «шалашовки». Сам термин «шалашовка» прост — «шалашом» называли огороженные простынями нары, где женщина в лагере расплачивалась собою за предоставление каких-либо благ. «Шалашовками» могли стать любые лагерные заключенные-женщины, не зависимо от социального статуса на воле — переход в иное качество обуславливался критическими обстоятельствами, толкавшими отдаться за пайку хлеба. Изголодавшаяся женщина шла в мужской барак, называла там себе цену, эквивалентную части буханки хлеба, и желающий шел за ней в женский барак, где с трех сторон занавешивалось простынями спальное место, и там происходила «расплата».

Инна в бараке подружилась с монахиней, которая многому ее научила. Она рассказала Инне о «Неугасимой Лампаде — душе России», поэтому Русский Народ обязан поддерживать тление этой лампады — «пробудившейся и оживающей совести — неугасимой лампады Духа». Она научила ее молиться, верить и надеяться на лучшее, ни в коем случае не унывать, так как это великий грех: «Кровь, пролитая во имя Любви, дарует жизнь вечную и радостную. Пусть тело томится в плену — Дух свободен и вечен» Разговоры с ней укрепляли дух и вселяли веру в лучшее: Все проходит, и это-пройдет.

О победе заключенные узнали не сразу. Однако, ее ждали «Недолго уже! Война кончится — всех освободят!» — эта надежда, переходящая в убежденность, помогала выживать. Более полутора миллионов человек встретили в СССР День Победы за колючей проволокой. «Радость победы и надежда на возможность скорого освобождения охватила всех, даже урки, утверждавшие ранее, что "нам все равно, какая власть, Сталин, Гитлер, все равно будем воровать", и те радовались вместе со всеми: "Братва! Наша взяла!"» Однако победоносное завершение войны не принесло советским политическим заключенным ни освобождения, ни облегчения их участи,