Последний подарок - Майкл Бирн

– Разве Дженкс что-нибудь скажет? Видно, что-то стоящее.

– Так давай заберем эту штуку у пацана и оставим себе. Может, она больших бабок стоит.

– Давай. Только найти бы его сперва…

Значит, за его голову назначена награда, понял Булли. Дженкс назначил награду. Сколько человек знают про лотерейный билет? Сколько мобильников сейчас звонят, получая сообщения, в которых упомяну то его имя? Он не хотел об этом думать. Слишком страшно.

Булли слышал, как эти двое ходят по лагерю. Один из них споткнулся и выругался.

– Тс-с, – прошептал Булли, потому что Джек дышала более часто и громче, чем он сам.Где-то поблизости расстегнули палатку. Затем еще одну.

– В этой пусто… В этой тоже… Да нет здесь никого, Баз!

Булли снова пробрала дрожь. Палаточный городок красти был такой же, как и другие ему подобные: на выходные его обитатели разъехались по домам. Вжикнула молния еще одной палатки – где-то совсем поблизости. Потом еще одной, и еще. Потом – бамтг… бамтг… Теперь они просто пинали палатки. Так было быстрее и веселее.

Бамп… бамп…

– Эй!

Соседняя палатка не пустовала!

– Вы что тут устроили?!

На них набросилась какая-то женщина – кричала, обзывала фашистами. Парни тоже стали на нее орать: «Вали, цыпочка, досматривай сны!». Своими воплями они разбудили других хиппи. Те начали вылезать из палаток. Значит, лагерь был не совсем пуст, только наполовину. Бранясь и сквернословя, эти двое стали отступать к своему байку.

Булли услышал, как взревел мотор и мотоцикл покатил прочь. Когда тарахтенье стихло, он на коленях подполз к выходу, чуть-чуть расстегнул молнию на палатке и выглянул в щель. Хиппи все еще смотрели на север – туда, где скрылся мотоцикл. Двое чесали головы, приговаривая: «Ну ваще-е!» Через некоторое время они принялись поднимать упавшие палатки, будто играли в какую-то дурацкую игру.

Булли застегнул молнию и, расслабившись, огляделся.

Он впервые находился в палатке. На его взгляд, это было так себе жилье: стенки тонкие, колышутся при малейшем прикосновении. Спать в ней – все равно что ночевать на улице.

Булли заметил спальный мешок, но воды не было – только свернутый баннер и какой-то хлам в пластиковом пакете. Правда, он все равно в нем порылся. Попить бы, конечно, не мешало, но сейчас ему больше всего хотелось в туалет. Булли дождался, когда все красти и хиппи снова улягутся спать, затем чуть-чуть расстегнул палатку…

И впервые за долгое время хихикнул.

03 дня 12 часов 34 минуты

– Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне!..

Булли проснулся в панике, разбуженный криками и свистом. Попытался сообразить, где он находится. Буквально в нескольких сантиметрах над своим лицом увидел зеленоватый потолок палатки, от которого исходило тепло. Бог весть, сколько он проспал. Надеялся, что Биг-Бен своим звоном разбудит его в пять или в шесть утра, но так крепко заснул, что не слышал боя часов… И вдруг он забыл и про Биг-Бен, и про то, что проспал – потому что нос его, даром что был забит, уловил резкий вонючий запах прогорклого шоколада…

– Джек! Господи Иисусе!

Джек воротила морду, виновато глядя в пол палатки. Ей требовалось справить нужду, и она сделала это как можно дальше от Булли… Но в двухместной палатке все было близко.

Булли попытался дышать через рот, но чуть не подавился рвотным позывом. Прислушался к гвалту за стенками палатки. Взять и вылезти из нее просто так он не мог, – мало ли что там происходит. Поэтому он вывалил мусор из стоявшего в углу пластикового пакета и впервые в жизни подобрал это.

Затем он завязал пакет, выбросил его и проверил ошейник Джек. Жвачка еще не совсем застыла, и он снова затер ее салом и грязью. А после сел и стал думать, как быть дальше. Судя по яркости дневного света и тому, под каким утлом лучи солнца падали на палатку, уже давно было не раннее утро, когда принято вставать и приниматься за дела. Пожалуй, часов одиннадцать-двенадцать. Машин отсюда он не слышал: только голоса, уйму голосов. Они кричали, гудели, будто на площади огромное количество людей собрались на пикник. В пригороде, где он раньше жил, летом тоже устраивали пикники на газонах между домами – ели гамбургеры, пили, смеялись и…

Вдруг послышался бой барабанов, а ор усилился. Булли заткнул уши.

– Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне! Да – миру, нет – войне!

Когда барабаны смолкли, он чуть-чуть расстегнул палатку и одним глазом приник к щели.

Все красти и хиппи вернулись. И привели с собой друзей. Из лагерной стоянки площадь превратилась в многолюдный палаточный дом отдыха. Сотни, может, тысячи человек кричали, пели и веселились – даже те, у кого лица были недовольные и сердитые. Красти и хиппи его не смущали, а вот полицейские… Они взяли площадь в кольцо, блокируя все выходы.

Булли выругался, задумался, а потом достал перочинный нож и взглянул на компас. Стоя на коленях, он начал поворачиваться, пока лицо его не обратилось на север. Затем он коротким лезвием сделал прорезь в стенке палатки. Он находился на самом краю городка и видел, что полицейские расставили на выходах специальные ограждения, а сами стоят вплотную друг к другу, так что между ними мышь не проскочит. От их ярких жилетов отражался солнечный свет. Во всяком случае, Булли так думал, пока не заметил, что этот свет уж больно белый, и резкий, и прерывистый. Он снова посмотрел на полицейских: те фотографировали всех, кто покидал площадь. Незачем кому-то знать, что он здесь был. Не нужна ему публичность.

Но как же отсюда выбраться? Булли не хотелось целый день торчать в палаточном городке, ожидая, когда снимут оцепление. Не только потому, что он впустую потратит драгоценное время – он ненавидел ощущение, что где-то застрял, будто попал в тюрьму. Нужно уходить. Булли понимал: чтобы выбраться с площади, он должен смешаться с толпой. А чтобы смешать-с я с толпой, он должен замаскироваться. Выглядеть как все. Но ведь он выделяется из толпы! Булли оглядел себя с ног до головы.

Во-первых, он чумазый, грязный с головы до ног, и у него нет ни носков, ни обуви – только дрянная толстовка и джинсы. Причем не стильные, с модными дырками, а просто поношенные. Он выглядит именно тем, кем и является на самом деле: уличным беспризорником. Длинные всклокоченные волосы не пригладить, не облагородить. Булли знал, что вид у него неподходящий. Нужно его изменить.

Для начала он снял толстовку: полицейским такие не нравились, а под капюшоном прятаться смысла не было, потому что его сразу остановят и потребуют, чтобы он показал лицо. Затем он занялся джинсами. Их он тоже снял, отрезал штанины, превратив джинсы в шорты, и края опалил зажигалкой, чтобы они стали похожи на одежду красти. Снова надел. Он отрезал лишнего: шорты оказались короткими, ноги были почти полностью оголены. Зато теперь он меньше походил на бездомного. Никто из его уличных приятелей не носил шорты – даже в жару. Даже Дэви, а они те еще придурки! Затем Булли немного «умылся» – отхаркнул остатки мокроты и, когда во рту образовалась чистая пенистая масса – если подумать, слюна ведь как мыльная вода, – протер слюной особенно грязные места. Наконец причесался, растопырив пальцы, и влажными руками пригладил волосы.