Лекарство для безнадежных - Кирилл Григорьев

Он снова шел по Новому Арбату.

Он оглянулся.

Алены и ее прихожей нигде не было видно.

Он начал соскальзывать куда-то еще глубже. Асфальтовая мостовая надвинулась, он закричал и внезапно оказался в маленькой комнате за уютно освещенным столом. А в руках его поблескивала капсула с лекарством Петровского.

2

Самое неприятное в жизни — когда чувствуешь себя полным идиотом.

Максим эту мудрость усвоил еще в детстве, когда слишком прямолинейно воспринимал шутки одноклассников. Потом, когда он вырос, чудесное состояния полного отупения ему приходилось испытывать все реже и реже, поэтому сейчас, когда он ощутил его приближение вновь, его обуяла даже своего рода радость. Приятно, знаете ли, изредка побыть дураком, хотя бы в собственных глазах.

Он откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.

Он ничего не понимал.

Состав, который находился в пробирке, не напоминал, нет, это была самая обыкновенная и настоящая кровь.

Конечно, как человек, всю жизнь занимающийся химией, он являлся достаточно узким специалистом, но, тем не менее, тесное общение с тем, что раньше он считал обезболивающим, многому его научило. Биологом в их цехе был Шура, вечно носившийся с какими-то пробами крови, с мышками, морскими свинками и Максим на мгновение пожалел, что его нет рядом. Э, нет, брат… Шура ведь тоже один из них, напомнил сейчас же Максим сам себе. Он меня предал тоже. А кровь…

Максим посмотрел на пробирку. Кровь заговоренная, сказал он себе и тихонько рассмеялся. Интересно, если меня будет невозможно убить обычными методами, то какими можно? Каким-нибудь супермегабластером, что ли…?

Вся ситуация отдавала дешевым розыгрышем.

Может, Тарас решил таким образом проявить чувство юмора?

Он поднял пробирку и посмотрел на свет. Обычная кровь, что я крови не видел? Ну, цвет чуть желтоватый, ну и что? Что, собственно, это меняет?

Он положил пробирку и затянулся.

Потом подтянул телефон к себе.

Трубку на этот раз взял сам Тарас.

— Да, — сказал он.

— Это Максим.

— Привет.

— Это — кровь?

— Где? — не понял Тарас.

— В пробирке, — уточнил Максим.

Тарас помолчал секунду.

— Да, — сказал он. — И что?

— Зачем мне вводить себе чью-то кровь?

На том конце трубки повисла тишина, Максиму даже показалось, что связь оборвалась.

— Алло! — сказал он.

— Чего кричишь, — произнес Тарас, — слышу я. Тебе надо было — вот я и дал. Не хочешь — не вводи. И отвяжись ты от меня, ради Христа.

— А если там — СПИД?

— А тебе не все ли равно? — с еле различимой ехидцей поинтересовался Тарас. — Тебе всего пара дней осталась. Они, кстати, не звонили?

— Кто? — на этот раз не понял Максим.

— Твои… компаньоны.

— А-а… Нет.

— Завтра позвонят. Готовься.

— К чему?

— К разговору, балда! — не выдержал Тарас. — И вот еще. Зачем ты мне мертвым нужен, а? Подумай. Это я касаемо СПИДА в пробирке, понял?

— Так что же там?!

— Твое спасение, — сказал Тарас и повесил трубку.

Максим почесал за ухом и вновь посмотрел на пробирку.

Его мучили серьезные сомнения.

Он всегда очень уважительно относился к своим венам. Пару раз у него брали кровь, и всегда для него это оказывалось довольно мучительным переживанием. Максим вспомнил, как все протекало в кабинете поликлиники и его передернуло. А уж сам себе… Хотя, что мне, на самом деле остается? Конечно, есть другая альтернатива — ничего в вену не впрыскивать, а просто ее перерезать. Говорят быстрая и легкая смерть, если режешь в теплой воде. А спину тебе вымоют уже позже…

Остроумно, похвалил Максим сам себя.

И все же… Что мне все-таки со всем этим делать?

Он покатал пробирку по столу.

Вернуться назад? Его передернуло. Синтезировать «Сигму» два, три, десять…. Зная, что за дверями офиса, на улицах и в грязных подъездах умирают люди, не понимающие мощи нового дешевого белого счастья? Непыльная работенка, любимые мои склянки, отличная зарплата…. А ведь меня взяли бы обратно. Я же талант…. Ну, Семен бы немного поорал. Премиальных бы лишили на месяц. Ну, как? Вернемся? Максим честно подумал. Нет, решил он. Я не убийца. Не хочу и не буду. Решено.

Тогда бежать? Куда? Перед глазами почему-то встал «Сибирский цирюльник», тот эпизод, где любвеобильная американка приехала к Меньшикову в Сибирь, в ссылку. Н-да…. А что, собственно? Заведу семью с дояркой, детей, стану прославленным агрономом. Уж в чем, в чем, а в удобрениях-то я разберусь. И никакой тебе грязи, пыли, безумной столицы….

Что скажешь?

Не выдержу. Убегу оттуда через месяц. Так и буду бегать всю свою оставшуюся жизнь…

Значит, остается одно. Стать начеловеком. Кстати, а что это значит?

Он протянул руку к телефону, но потом посмотрел на часы. Черт! Без десяти двенадцать. Поздно уже. Но, в самом деле, не каждый же день люди превращаются в НЕЧТО!

Очевидно, у Тараса Петровского на этот счет было совершенно другое мнение. Несколько минут Максим слушал длинные гудки, потом повесил трубку.

Внешне ты останешься прежним,… а внутренне? А вдруг?…

Он не знал, что это за «вдруг». Почему-то на память лез только фильм «Чужой».

Хватит, приказал он себе. Выбор-то прост. Возвращаться я не хочу, бежать тоже. Так что, либо в могилу, либо лекарство. Что выбираем?

Какая-то трусливая и мелкая часть его сознания тихонько зашептала в уголке:

— Да брось ты, Макс. Обойдется. Поговорите, договоритесь. Ты же много сделал для Семена, он это, конечно, учтет.

Нет, ответил Максим ей. Не договоримся. Я же все о них знаю. Поэтому, либо я с ними, либо нигде.

Оставалось одно.

Он поднял капсулу.

Спасение, говоришь. В памяти всплыло то утро с ребятами, и волной внутри поднялась ненависть. Вы мне все заплатите, подумал Максим. Все и за все. Только уже после моей смерти.

Поднявшись, Максим осторожно выбрался в коридор. Судя по свету из-под двери маминой комнаты, она еще не спала. Наверное, лежала в кровати, просматривая очередную ерунду по телевизору.

На цыпочках он прокрался в ванную. Прикрыл дверь и, опершись на раковину, посмотрел на себя в зеркало. Что ж, прощай, безликий и рядовой Максим Дронов. Здравствуй… кто? Он помотал головой и открыл зеркало. Одноразовый шприц лежал тут, в аптечке. Иголка в обнимку с черным резиновым жгутом притаилась рядом.